Полундра!
Шрифт:
А потом уже, после боя, я сижу с ребятами у костра. Они ласковые такие и любят меня, кажется, как родную. Так тепло с ними мне, как с папой прямо, поэтому, наверное, и не страшно совсем. Хотя кого я обманываю, еще как страшно, но просто надо, потому что я должна, просто обязана вытаскивать ребят. И молодых парней, и дяденек суровых тоже должна.
Ничего, вот ночь придет, утихомирятся гады, и тогда можно будет уже и поспать… Немного поспать бы, и все. А потом новый день, и снова бой. Уносящий их к папе каждую минуту, но я все-таки стараюсь сделать все, чтобы вытащить…
Но я все вижу, перевязываю его, а потом изо всех сил тащу в сторону санбата, волоку просто, хотя он тяжеленный, будто из железа сделан, а не из мяса и костей. Тут меня ребята видят, сразу же принявшись помогать. А глаза у товарища корреспондента такие глубокие, я просто тону в них… И вообще он хорошенький такой, жалко только, что на меня, пигалицу, он и не посмотрит.
Я остаюсь с ним в санбате, помогаю расположить его, ухаживаю, пока боя нет. А он приходит в себя и улыбается мне так… Просто сказочно улыбается он мне, даже не хватает сил рассказать, как именно. Нет у меня таких слов… Но корреспондент под юбку не лезет, а просто просит посидеть и поговорить с ним. Волшебный какой-то он, все-все рассказать такому хочется, но я не буду, конечно, потому что кто его знает…
Невилл
— Что-то шевелится у фьорда, — задумчиво говорит мне вахтенный, внимательно глядя в бинокль.
Я поднимаю свой, начав смотреть в ту же сторону. Прав Виталий Палыч, есть какое-то шевеление, и оно тут неспроста. Фрицы могут неприятности устроить, а своих тут нет. Все свои в базе остались, так что нужно командовать погружение, а то доиграемся. А мне играться ни к чему, меня в базе самая лучшая на свете девушка ждет.
— Давай нырнем, от греха подальше, — соглашаюсь я, следом командуя уже в трубу. — К погружению!
Звенят колокола громкого боя, подлодка наша уходит на глубину. Эх, нам бы акустика, да только нет акустического поста на лодках типа «Д», так что мы по старинке пойдем. Командую на перископную, мою команду повторяют, репетуют, как это у нас называется, дизеля гаснут, и подлодка, вздохнув, отправляется, куда сказано. Сейчас поглядим, что там шевелится такое.
Идет вверх перископ. Сначала оглядываю небо, а затем уже разглядываю фьорд. Интересное кино — мотобот, получается? А что он здесь забыл? Спокойно жду, не спеша, ибо терпение у нас — наипервейшее дело. И оно оказывается вознагражденным.
— Первый, товсь! — ручка торпедного телеграфа застыла на этой команде. — Полный! — командую я полный ход.
— Первый тов! — доносится из переговорной трубы.
Фриц ползет, тыщи две тонн, по нынешним временам небольшой он. Но с дурной овцы хоть шерсти клок, потому тщательно прицеливаюсь и… А нет, погодим, проверим, не ловля ли это на живца. Мы-то уже ученые, на чужих ошибках хорошо учиться умеем, поэтому внимательно смотрим, представляя, какой бурун от перископа на поверхности виден.
— Пли! — привычно дублирую голосом телеграф.
Лодка
Больше никого утопить в этот выход не удается, но и так тоже неплохо совсем, так что можем спокойно запрашивать разрешение возвращаться. Придем скоро в базу, отдохнем, а там опять в бой. Такова уж подводная война — у немца ничего плавучего остаться не должно. Штурман записывает координаты и параметры утопшего, а я раздумываю.
Подумать мне есть о чем — Ирка на сносях уже, значит, скоро возьму в руки свое дитя. Война войной, а роды по расписанию. Значит, надо побольше фрицев набить, чтобы малышу не угрожала ни одна черномундирная гадина со свастикой. Ничего, набьем, не в первый раз… Вот только странные сны мне снятся — будто я англичанин, но живу в каком-то «мире магии». От усталости, наверное, уже и бред всякий видится. Вот вернусь из похода, сутки спать буду, не меньше, а потом…
Глава шестая
Рон
С приказом не спорят. Эту простую истину даже изучать не надо, достаточно просто быть в армии или на флоте. Меня вызывают в штаб флотилии, при этом особо ничего хорошего я не жду — начальство любит тишину и покой, а я то туда рванусь, то сюда, то «мессера» подобью, то подлодку задавлю.
Это случай был совсем недавно, потому моя «Москва» в доке прохлаждается теперь — мы ночью фрицевскую подлодку заметили. И протаранили по моему приказу, ну там много чего всплыло, да так, что Турции вдруг стало очень грустно и невесело. Впрочем, большая политика не для меня. Так вот, за подлодку я получил сначала по шее, а потом и орден.
В итоге, захожу я в штаб, а предчувствие не на бледный вид, но где-то близко, потому как кто начальство знает? Пересадят на канонерку, и буду пулять из сорокапятки по воронам. Впрочем, куда бы ни пересадили, не расстрел, и ладно. Мало ли… В наше время вообще не всегда понятно, за что расстрелять могут.
— Явился? — улыбается мне командир дивизиона. — Собирай своих матросов, в морскую пехоту пойдешь.
— За что?! — не выдерживаю я. В словосочетании «морская пехота» главное слово все-таки «пехота», а я же…
— Новое подразделение приказано сформировать, — становится он серьезным, — очень уж гитлеровцы давят. Да поставить грамотного командира. Я лучше тебя не знаю кандидата.
— Понял, — тяжело вздыхаю я.
Ну это он меня подмазал слегка, насчет того, что не знает лучшего кандидата, конечно. Есть и получше, но, насколько я понимаю, решение уже принято, потому единственное, что могу сделать — взять под козырек и идти огорчать матросов с боцманом. Враг уже на пороге Крыма, потеряем базу — мало никому не будет, значит, надо помочь пятящейся армии. Вот в таком духе я с ребятами и говорю.