Помещицы из будущего
Шрифт:
– Кирилл Яковлевич, Дмитрий Сергеевич, прошу вас, присядьте. Нам нужно обсудить вновь сложившиеся обстоятельства, - обратился он к мужчинам, а потом к Тане: - Софья Алексеевна, распорядитесь, чтобы принесли вина.
– Да, сейчас распоряжусь, - подруга покинула веранду.
Когда все устроились за столом, Павел Михайлович продолжил:
– Поскольку Елизавета Алексеевна стала моей супругой, совет должен рассмотреть дело по отмене опеки. Попечителем Софьи Алексеевны теперь может стать моя жена.
– Это вполне разумно, - поддержал его
– Я хочу извиниться за Петра, - отец молодого человека хмуро взглянул на парня, который сидел в садовом кресле, сжав кулаки. На его лице, как в открытой книге, можно было прочесть все эмоции, которые он испытывал. – Он тоже повел себя не очень хорошо. Я бы даже сказал, возмутительно!
– Не нужно за меня извиняться! – Петр резко поднялся, старательно отводя от меня глаза. – Я поступил так, как на моем месте поступил бы любой мужчина! Прошу прощения, Елизавета Алексеевна, если мое поведение оскорбило вас! Прощайте!
Он резко развернулся и быстрым шагом пошел прочь, расправив плечи. Сюртук под его правой рукой разошелся, рыжие волосы торчали в разные стороны, но он совершенно не обращал внимания на такие мелочи.
– Охламон! Что в голове у этой молодежи? – вздохнул Дмитрий Сергеевич. – Разве мы были такими? Всегда уважительно относились к старшим, слова лишнего боялись сказать!
– Не скажите! В свое время мы тоже норовили против всех и вся выступить! Просто вы уже все позабыли! – усмехнулся Кирилл Яковлевич, а потом обратился к Головину: - Вы бы юноше дали шанс… Я ведь знаю, какой вы умелый стрелок. Раньте его, и будет. Пусть знает в другой раз, как язык распускать.
– Не волнуйтесь вы за Александра, - успокоил мужчину мой муж. – Не собираюсь я его убивать. Что ж я совсем бездушный, чтобы мать единственного сына лишать?
Благородство Головина и тут проявилось во всей своей красе. Если честно я тоже не хотела смерти этому слизняку. Но что, если что-то пойдет не так? Что, если пострадает Павел Михайлович? Как тогда быть? Если он даже просто ранит Потоцкого, то у того остается право второго выстрела. И пуля может попасть в цель.
Глава 51
Когда Апехтин и отец Петра уехали, я осторожно поинтересовалась у Головина:
– Что, если Александр попадет в вас? Вы даете этому человеку шанс, но я уверена, что он его вам не даст. Слишком подлый он для этого.
– Не переживайте, Елизавета Алексеевна, я знаю, что делаю, - он ободряюще улыбнулся мне. – Но мне приятна ваша забота.
Павел Михайлович хоть и делал вид, что хорошо себя чувствует, но я видела, что он устал. Под его глазами залегли темные круги, а лицо было бледным, без единой кровинки.
– Оставайтесь сегодня у нас, - предложила я, понимая, что дорога домой верхом для него будет еще тем испытанием. – Вам нужно отдохнуть. Слишком много событий за один
– Да, благодарю вас, - Головин сразу принял мое предложение, и это лишь подтверждало мои догадки, что он плохо себя чувствовал.
– Я останусь. Что-то тянет в груди… Гнев не лучший товарищ для больного сердца.
– Я попрошу, чтобы нянюшка заварила мятный чай, - сказала Таня, поднимаясь. – Глаша сейчас приготовит для вас комнату.
Она ушла, а Павел Михайлович откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. В этот момент мне почему-то стало страшно. Если он уйдет, что будет с нами? Да и если честно мне было жаль этого благородного человека. Почему, такие как Александр и его маменька живут и здравствуют, а на долю хороших людей выпадают всевозможные тяготы? Как говорил Виссарион Белинский:
«Мерзавцы всегда одерживают верх над порядочными людьми потому, что они обращаются с порядочными людьми, как с мерзавцами, а порядочные люди обращаются с мерзавцами, как с порядочными людьми».
– Вы смотрите на меня с жалостью, Елизавета, - раздался тихий голос Павла Михайловича, и я поняла, что он заметил мой взгляд. – Не нужно. Пусть мое тело снедает недуг, но внутренне я силен, а это порой бывает куда важнее для мужчины.
Мне стало неловко. Действительно, жалость совсем не то чувство, которое нужно такому человеку.
После визита Потоцких и представителей дворянского совета прошло пять дней. Головин уехал к себе в поместье, пообещав, что будет наведываться к нам каждый день, но вот уже вторые сутки от него не было ни слуху ни духу. Я не знала, что и думать, ведь мало того, что его здоровье оставляло желать лучшего, еще и эта дуэль с Потоцким. Успокаивала я себя лишь тем, что если бы что-то случилось, нам бы уже сообщили. Но все же я отправила Захара, чтобы он узнал, почему Головин не приезжает в «Чёрные воды».
Цыгане ушли из усадьбы на свои земли, а перед этим мы подписали с Бартошем бумагу с условиями пользования этой самой землей. Демьян был свидетелем. Первые, заработанные нами деньги, грели душу и давали надежду на будущее.
На некоторых окнах уже появились засовы, нас охраняли каждую ночь крепкие мужчины, а Сашко вроде бы шел на поправку. Он стал лучше есть, но все еще много спал и мучился от головных болей. Мы с Таней попробовали поговорить с ним, но цыган настороженно смотрел на нас, а потом поворачивался к бабке с умоляющим взглядом. Он не понимал, что мы от него хотим.
– Память у него отшибло. Не помнит он тот день, - сказала цыганка. – Детство помнит, табор… а остальное черно, как ночь…
– Так бывает, чаще всего пострадавшие узнают своих близких, но из их памяти выпадают некоторые моменты, а порой и целые куски жизни, - шепнула мне Таня.
– Это может продолжаться от нескольких часов после несчастного случая до нескольких месяцев.
– Но память же вернется к нему?
– По идее, должна. Даже, скорее всего, так и будет, - обнадежила меня подруга. – Главное для него сейчас спокойствие.