Помещицы из будущего
Шрифт:
Блаженны все, боящиеся Господа… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе… Блажен еси, и добро тебе будет… Жена твоя яко лоза плодовита, во странах дому твоего... Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе…Сынове твои яко новосаждения маслична, окрест трапезы твоея… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе…
Потом я услышала, как батюшка спрашивает моего жениха:
– Имеешь ли ты, Павел, намерение доброе и непринужденное и крепкую мысль взять себе в жену эту Елисавету, которую здесь пред собою видишь?
– Имею, честной отче, - отвечал Головин, и я сердцем почувствовала,
– Не давал ли обещания иной невесте?
– Не давал, честной отче.
Все то же самое священник спросил и у меня, а дальше все было как во сне.
Я всегда считала, что таинство венчания – это обряд, в котором Господь благословляет людей на брак, делает их единым целым. Удивительным, самым прекрасным образом двое соединяются друг с другом и становятся семьёй перед лицом Бога. Но разве сейчас это не было обманом перед Ним? Или это благодаря тем самым неисповедимым путям Господним я нахожусь здесь, ощущая тепло твердого плеча своего мужа.
Уже выходя из церкви под слепящее солнце, заливающее крыльцо своим золотистым светом, я потеряла сознание…
Глава 48
Очнулась я уже в коляске. Рядом со мной была Таня, а Головин и Аглая Игнатьевна сидели напротив. Увидев их испуганные лица, я слабо улыбнулась, пытаясь разогнать туман перед глазами. Мне даже пришлось несколько раз встряхнуть головой.
– Все в порядке. Уже все в порядке…
– Вам нужно показаться доктору, - сказал Павел Михайлович, беря меня за руку. – Я обеспокоен вашим состоянием.
– Возможно, Елизавета просто переволновалась, - подруга быстро взглянула на меня, словно ища поддержки. – Все-таки венчание случилось очень неожиданно, и это могло сказаться на ее нервах.
– Да, конечно, но все же я настаиваю на докторе, - твердо заявил Головин. – Ладно, давайте сначала доберемся до дома. Елизавета Алексеевна, вас не растрясет от езды? Или повременим, пока вы полностью не придете в себя?
– Мы можем ехать. Я чувствую себя уже намного лучше, - ответила я, совершенно не солгав. Дурнота прошла так же резко, как и началась. – А вот чаю бы я точно выпила.
– С праздничными пирогами! – радостно добавила Аглая Игнатьевна. – Мы с Евдокией быстренько расстараемся: испечем и с мясом, и с ягодами!
– Обожаю ваши пироги. Аглая Игнатьевна, - засмеялся Павел Михайлович. – Вы правы, нужно устроить небольшой праздник!
– Дак, конечно, нужно! Заберете ведь нашу голубку, когда еще свидимся! – всхлипнула нянюшка, глядя на меня. – Но как быть… такая наша бабья доля за мужем идти…
– Ваша голубка останется с вами. Я всего лишь спасаю ваши земли от рук Потоцкой, - попытался успокоить ее Головин, но Аглая Игнатьевна наоборот всполошилась:
– Да как же это?! А что люди скажут?! Обвенчалась и дома живет! Разговоры пойдут!
– Не волнуйтесь, Аглая Игнатьевна. Я обещаю, что все будет хорошо, - мужчина приобнял ее за хрупкие плечи. – Теперь точно все будет хорошо.
Коляска тронулась с места, и я вдруг вспомнила, что не поговорила со священником по поводу кладбища для цыган.
– Что такое? – Таня нахмурилась,
– Да хорошо мне, хорошо! Мы с отцом Никифором не поговорили! Как я Бартошу в глаза посмотрю?!
– Успокойся, Павел Михайлович уже поговорил с ним, - подруга посмотрела на моего мужа, и тот кивнул, подтверждая ее слова:
– Батюшка согласился освятить землю под кладбище. Демьян объяснил ему, куда нужно явиться, и отец Никифор будет там к обеду.
У меня словно камень с души свалился, и я облегченно откинулась на спинку сидения. Вот теперь мне действительно спокойно.
Слуги восприняли новость о нашем с Головиным венчании радостно. Люди ведь тоже понимали, что происходит и что это касается их самым непосредственным образом. Если защищены мы, значит, защищены и они. Нас поздравляли, желали всего самого хорошего, но мне пришлось объяснить им, что праздника не будет. По крайней мере, пока. У цыган огромное горе, и это было бы проявлением неуважения к ним. Понятно, что будь на моем месте настоящая помещица из этого времени, то вряд ли бы она вообще принимала во внимание такие мелочи. Люди отнеслись к моим словам с пониманием, но некоторые даже удивились. Хотя в целом все были согласны.
Головин провел нас в дом и сразу же предупредил, что ему нужно вернуться в свою усадьбу.
– У меня есть кое-какие дела, а еще я бы хотел проследить за тем, как происходит освящение. Демьяна я возьму с собой. Ну а потом мы обязательно тихонечко отпразднуем наше венчание. Вы не против, Елизавета Алексеевна?
– Почему я должна быть против? Вы помогаете нам, а это самое главное для меня, - ответила я, глядя в его теплые ласковые глаза. – Мы ждем вас.
Головин уехал, нянюшка умчалась на кухню, а мы с Таней поднялись к себе, чтобы переодеться.
– Ну что, версия с беременностью становится все более вероятной, - подруга усадила меня на кровать и присела рядом. – Нет, конечно, есть небольшой шанс, что обморок это действительно следствие волнения, но что-то мне подсказывает…
Она не договорила, но и у меня самой почему-то появилась уверенность в своем интересном положении. Потому что у меня не было такой привычки падать в обморок при нервных потрясениях. Даже если предположить, что в этом теле происходят совершенно другие процессы, все равно духовно, душевно я оставалась собой. Ведь душевное это область рассудка и эмоций, а духовное – обращение души к Богу и запредельному, невидимому миру. В любом случае, тело всего лишь сосуд.
– Что думаешь? – Таня так смотрела на меня, будто боялась, что у меня начнется истерика. И она была недалека от истины. Этот обморок словно запустил во мне какие-то непонятные процессы…
– Думаю, что Павел Михайлович примет и это. Он мне сам дал понять, что ничего не изменится при любом раскладе, - тяжело вздохнула я. – Только меня заботит совсем не это, а то, что я не готова к такому! Я всю жизнь прожила без детей, знала, что это уже никогда со мной не произойдет… и вот тебе… Ладно, если бы все шло своим чередом: отношения с мужчиной, интим. Тогда и принять ситуацию было бы легче. Но когда ты в чужом мире, не в своем теле, которое еще и в положении, поверь, Танечка, радости мало…