Помещицы из будущего
Шрифт:
Мы с Таней переглянулись, и подруга закатила глаза, демонстрируя таким образом свое отношение к этому человеку.
Всю ночь я вертелась в кровати, размышляя над тем, как вывести липового дядюшку на чистую воду. В голову приходили идеи одна заковыристее другой, но самое простое почти всегда оказывалось и самым действенным. Итак, нужно напоить этого любителя «водочки» и уж тогда взяться за него конкретно.
– Расскажите-ка мне голубушки, как хозяйство ваше? Гляжу, на столе и сметанка, и маслице, и мясом вы не обделены… - дядюшка отложил столовые приборы и вытер жирный подбородок. –
– Откуда вам это известно? – Головин повернулся к нему, и мужчина слегка покраснел, понимая, что ляпнул лишнего.
– Павел Михайлович, дорогой… разговоры ходят по всему городу уже давно. Сами знаете ведь, что такое людская молва. Она впереди нас бежит, - это объяснение прозвучало не очень убедительно, и он быстренько перевел тему. – Так значит хорошо дела идут?
– Да как сказать, - ответила Таня, тяжко вздыхая. – Может, хотите на хозяйство сами посмотреть?
– Чего же не посмотреть? Я с удовольствием! Посмотрю, поголовье посчитаю… - закивал дядюшка. – Ну… я к тому, что не посчитаю, а порадуюсь за вас, если прибавление в хлеву есть.
Опять ляп. Поголовье он посчитает. Значит, плохого актеришку действительно интересует, как идет хозяйство в «Черных водах». Вернее не его, а того, кто послал этого человека.
– Да какое прибавление? Коровы худые, молоко дают плохо… - гнула свое подруга, горестно качая головой. – Сена заготовили мало… Птица дохнет…
– Куры не несутся, одно яичко ежели найду, и то счастье… - загундосила рядом Глашка. – Беда, барин с пропитанием.
Девушка улыбнулась ему, и плотные, наеденные щечки подпрыгнули под самые глаза. Мне даже смешно стало. Самая голодающая.
– Слышал я, что заводик заработал, на который брат имел надежды… - продолжал топить себя наш гость. – Продали, небось? Оттуда и средства? Это правильно, чего его держать?
– Да, надеемся, что дотянем как-нибудь до весны, а там видно будет, - сказала я, заметив, что Головин отворачивается, чтобы скрыть улыбку. – Но наши чаяния только об арестованных средствах Павла Михайловича. Вот только полтора года немалый срок.
– Ничего, все образуется, - дядюшка похлопал меня по руке. – Мы, Засецкие, как кремень! Не согнешь нас и не сломаешь!
Собравшись в кабинете на семейный совет, мы разделились во мнениях, как поступить с самозванцем. Я предлагала вывести его на чистую воду и с позором выгнать из дома или сделать вид, что в усадьбе все очень плохо. Пусть передаст Потоцкой, и та порадуется.
Но Павел был против, ведь мы не знали, что именно задумала Дарья Николаевна. А теперь она еще и узнает, что Головин на свободе.
– Хватит уже в их игры играть. Пора бы дать Потоцким понять, что мы настроены решительно, - муж уперся кулаками в столешницу и выглядел довольно грозно. – Надоели они мне до чертиков. Буря закончится, пошлю записку Петру, пусть они с Андреем явятся сюда. Станем решать, как поступить.
Что ж, если Павел считал, что так будет правильно, я перечить не собиралась. Головин был умным мужчиной и уж точно понимал, что делает.
– А я - за! Нужно избавляться от Потоцких. Похлеще клещей
Вечером, после ужина, вся наша семья устроилась у горящего очага. Аглая Игнатьевна принесла графин с водкой, а к ней малосольных огурцов, грибочков да квашеной с яблоками капустки.
Дядюшка не сводил масленого взгляда с запотевшего графина, который нянюшка специально держала в холоде. Когда Павел наполнил две рюмки, он нетерпеливо заерзал в кресле, вытирая рот платочком.
Рюмка за рюмкой, и дядюшка становился все веселее и разговорчивее. Головин выпил всего один раз, но увлеченный таким приятным занятием самозванец не обращала на это внимания.
Когда дядюшка начал громогласно хохотать, размахивать руками, и топать здоровой ногой об пол, я поняла, что нужная кондиция достигнута.
– Леонид Яковлевич, дорогой, может, вы блинков с мясом хотите? – спросила я, на что мужчина возмущенно ответил, посмотрев на меня осоловелым взглядом:
– Да вы что, голубушка! Какой я вам Леонид Яковлевич?! Семеном Гавриловичем меня кличут! Колодкин Семен Гаврилович! Я играл в комедиях! И вы бы видели, как я играл… «Акт о царе перском Кире и о царице скифской Томире» чего стоит!
– Да вы комедиант, батюшка… - Павел уже веселился вовсю. – Что ж вы так наследили, любезный?
– Я не комедиант! Я – актер! – самозванец резко встал, вскинув руку, но не удержался на ногах и снова рухнул в кресло. Через секунду раздался оглушительный храп.
Наше семейство спокойно отправилось спать, зная, что «великий актер» никуда не денется. А под утро, когда раздались крики, мы с Павлом рассмеялись, примерно представляя, что происходит.
В гостиной разыгралась целая трагедия. Колодкин Семен Гаврилович истерично топал ножкой, потом пытался прорваться к двери, у которой стоял Захар, но поняв безуспешность своих попыток, ловко забрался на окно, несмотря на короткую ногу.
– Я выпрыгну! Я разобьюсь! Не сметь меня трогать!
– Семен Гаврилович, во-первых, окна закрыты. А во-вторых, падать-то недалеко. В сугробе побарахтаетесь, на том и закончится. – Головин присел в кресло, насмешливо наблюдая за растрепанным актером «больших и малых театров», – Слезайте, давайте поговорим.
– Бить будете? – мужчина не спешил покидать подоконник. – Ежели что, у меня здоровье плохое! Забьете, кто станет Агафью Акимовну кормить? Супружница моя, единственна-а-ая!
– Будет вам ерундой маяться. Никто вас бить не собирается. По крайней мере, пока, – Павел указал глазами на кресло. – Слезайте и садитесь.
Мужчина не двинулся с места, но когда Захар направился к нему, быстро соскочил на пол.
– Не подходи, сам я! Сам!
– Господи… как это у Потоцкой хватило ума прислать сюда это чудо? – прошептала Таня.
Глашка, стоящая рядом деловито протянула:
– Да… фуфлыга* и хухря**… чего с него взять?
– Бесстыдница! Быстро за самоваром беги! – шикнула на нее нянюшка, а потом, вздохнув, произнесла: - Хухря и есть…
Семен Гаврилович бочком приблизился к креслу и сел на самый краешек, готовый сорваться в любую минуту.