Помни о микротанцорах
Шрифт:
– Не имею понятия.
– Да, конечно, до тех пор, пока стоит защита, вам всем наплевать. Но стоит защите хотя бы один раз отключиться, как весь этот паршивый город будет мгновенно стерт с планеты. И все остальные города вместе с ним. Девяноста девять процентов зверей и деревьев – генетические модификанты. Они живучи как не знаю что, они такие хищные, что готовы сожрать сами себя. Они растут в десять раз быстрее нормальных животных и деревьев. Они регенерируют не хуже червей: их можно резать пополам, и они все равно останутся живы, только злее станут.
Весь
– Я думал, что генетический мусор уничтожают.
– Да. Я преувеличиваю. В лесах только модифицированные природные виды. Но их достаточно, чтобы десять раз уничтожить всех людей на планете. И это не атомная бомба, которую можно сто лет хранить, а потом разобрать на запчасти.
Они живые, они будут выживать и размножаться… Кто такой SINKS?
– Я не знаю.
– Допустим. SINKS это человек или программа, которая выкладывает в интернете предварительную инфрмацию о терактах. Поэтому мы смогли обезвредить бомбу. Лидочка, еще не пора?
– Пора.
– Включай сканер.
– Уже включила, – ответила Лидочка.
– Что там?
– Пока чисто. Никаких блоков.
– Тогда начинаем, поехали.
Домой они возвратились вместе.
– Я уже не совсем ребенок, – сказала она.
– Совсем не ребенок.
– Ну и что?
– Если ты будешь настаивать, я расскажу. Но это будет глупо. Я не уверен, что тебе нужно знать подробности.
– Я настаиваю.
– Но у меня еще кружится голова после лекарств.
– Не пытайся отвертется, папа. Ты же знаешь, что не получится.
– Хорошо. Давай сядем. И прикрути свет. Так легче вспоминать. В полусвете, под тиканье часов. Садись на диван. Слушай. Неужели я так глуп, что рассказываю это тебе?
– Я слушаю.
Они сели и он начал рассказывать.
– Все это было очень давно. Сейчас я старик, мне почти шестьдесят. Еще несколько лет – и я начну терять силы. Жизнь прошла. А тогда мне было около двадцати или немножко больше. Я был совсем другим. Все было другим, это даже трудно сейчас представить. Я отвлекаюсь, просто слишком долго не вспоминал. В те времена биология еще не существовала. Ее просто не было. Тогда в цене была физика. Все бредили компьютерами, ядерными станциями и космическими полетами.
Это было еще до первых человеческих клонов. Породы животных и растений тогда создавали по старинке, отбирая – как в каменном веке. Люди умирали от многих болезней. Ты не слышала даже названий этих болезней. Не было генетического дизайна и генного проектирования. Не было генной реконструкции. Ничего не было. Сейчас это трудно представить. Даже мне трудно, а тебе тем более. Вся природа была дикой и очень грязной. Над болотами вились тучи комаров – это такие мелкие мушки, которые нападали на людей и пили их кровь, а люди это терпели. В реках плавали холерные вибрионы и спирохеты. Всякая другая гадость.
В воздухе носились возбудители туберкулеза. Вода была такая грязная, что болели не только люди, но даже дохли рыбы.
– Почему все так изменилось, папа?
– Наверное люди стали умнее.
– Люди никогда не становятся умнее, ты это знаешь.
Она встала и включила шумопоглотитель. Мягкая, бархатная тишина опала, как снег, как лепестки цветов.
– Зачем?
– Меня нервирует тиканье часов.
– Неправда. Ты боишься, что нас подслушивают.
– Может быть. То, что ты подписал бумажку о невыезде, ничего не значит. Они могут следить и слушать. Они слишком быстро от тебя отстали. И даже не было обыска в лаборатории. Никакого! Это ненормально, ты так не думаешь? Они что-то затеяли.
– Ты начиталась детективов, – сказал он.
– Я никогда не читаю детективы. Ты сказал это, чтобы разозлить меня?
– Ты похожа на свою мать. Особенно эта фраза. Нет, я сказал это просто так, просто, чтобы что-то сказать.
– Рассказывай.
– У меня было несколько хороших друзей, с моего курса, – сказал он. – Я учился в экономическом и через год собирался закончить. Было лето, то есть, экзамены только что закончились. Мы только что все сдали и собрались отлично отдохнуть, даже с ночевкой. Мы вчетвером сели в автобус и отправились подальше от города. Когда я вспомнинаю это утро, меня всегда удивляет, что ни у кого из нас не было предчувствия. Я не верю в предчуствия, но все равно, это получилось настолько страшно, что кажется неправильным, что мы были такие беззаботные, такие веселые, такие – совсем как всегда. Это было в последний день их жизни. И в последний день моей нормальной жизни.
Он снова замолчал.
– Автобус? – переспросила Катя, – тогда были автобусы?
– Да, они ходили на нефти или нефтепродуктах и были очень грязными. От них воняло нефтью и смазкой. А когда они стояли, из них на дорогу всегда капало что-то черное. Они были старые, дешевые и часто ломались. У них на лбу писали номера. Автобусы ехали не туда, куда тебе надо, а по своим маршрутам. Тогда и машины ходили на нефтепродуктах. Все это сжигалось и выбрасывалось в воздух.
– Так что твои друзья?
– Они погибли и меня обвинили в их смерти.
– Но ты этого не делал?
– Подожди. Мы уехали где-то километров на сорок или пятьдесят от города, в глушь леса.
– А звери? Вы не боялись зверей?
– Да никаких зверей. В лесах в то время все звери вымерли. В лесах стояли только деревья. В лесах было пусто, как в старых подвалах. Леса были как кладбища. Были еще птицы, мелкие птицы. Может быть, белки и ящерицы. Самым страшным зверем в лесу был незнакомый человек. Но нас было четверо и мы никого не боялись. Как выяснилось, зря. Мы встретили очень страшного зверя.