Помолись за нас...
Шрифт:
– Ага, щас!
– вальяжно развалившись на стуле, темноволосый мужчина насмешливо приподнял брови.
– Прости, видимо, ты не в курсе, папа, -нарочно сделав ударение на последнее слово, юный лорд ухмыльнулся, -на данный момент свадьба не входит в мои планы.
– Это твой долг, как наследника рода!
– отец прищурился и сжал челюсть.
– Долг?
– издевательская ухмылка не покидала лица юного лорда.
– Не смеши меня, отец!
– Все уже решено и не подлежит оспариванию!
– глава семьи повышает голос, но это не производит должного эффекта.
–
– брюнет поднимается со своего места, издевательски кланяется и разворачивается к выходу.
– Аннелиса, дорогая, -что-то в голосе отца заставляет мужчину замереть, -ты не хочешь отправится в…-пауза, возведенные к потолку глаза и брезгливо брошенное, - отпуск.
– Она никуда не поедет!
– голос грубее, чем нужно, прямое неповиновение, в другой семье его бы наверняка уже повесили.
– Отчего же?
– глава семьи сцепляет длинные пальцы в замок и устраивает на них подбородок.
– Ты слышал о госпитале Святой Марии Вифлеемской*? Думаю, там ей будут рады.
_____________________________________________________
Немного истории:
*Госпиталь Святой Марии Вифлеемской первоначальное название «Бедлама» (официально «Бетлемская королевская больница»). Одна из первых психиатрических больниц, находящаяся в Великобритании и основанная в 1247 году как приорат (монастырь), ставший больницей в 1330 году.
Несмотря на то, что Бедлам считают первым госпиталем, где стали применять смирительные рубашки, никто не опровергает того факта, что до этого пациентов приковывали цепями к стенам, держали взаперти в одиночных камерах и морили голодом. Так же, ходят слухи, что больных избивали и использовали в качестве подопытных, а некоторые люди считали это интересным и за умеренную плату получали подобие экскурсии. Некоторые поэты и писатели видели особую иронию в том, что Бедлам находится прямо напротив не менее знаменитого Тауэра.
Позже Бедлам стал одной из самых гуманных больниц для умалишенных, по словам персонала больные тут получали максимальную помощь. Больница является действующей и по сей день.
_____________________________________________________
Слишком фальшивая улыбка, вызывающая отвращение, Захария рванул к столу и со злостью ударил кулаками по деревянной поверхности, от чего ваза с цветами пошатнулась и упала на пол.
– Я не позволю отправить свою мать в пристанище для психов!
– В таком случае, -блондин не скрывает довольного выражения лица,- мне кажется, тебе придется пересмотреть планы на будущее.
– Ты…!
– договорить не удается раздавшийся внезапно шорох, и две пары мужских глаз, как по команде, обратились к источнику звука. Женщина поднялась со своего и места и, встав на колени, стала собирать цветы, бережно поглаживая фиолетовые лепестки и шепча что-то неразборчивое.
– Итак?- хозяин поместья отвернулся от жены, и теперь ледяные голубые глаза следили на единственный наследником.
– Я…
– Я не позволю тебе женить нашего сына через шантаж!
– женщина резко поднялась с пола.
– Жаждешь отправить меня в Бедлам, Ксавьер?
– несколько
– Вперед! Но я не позволю тебе испортить жизнь еще и моему единственному сыну!
Двое мужчин замерли с недоверием смотря на женщину, в безжизненных серых глазах полыхало пламя, волосы цвета безлунной ночи обрамляли бледное, но все еще красивое лицо, движения хоть и были неловкими, но в них явно читалась злость и уверенность.
Захария не мог оторвать взгляд от матери, как же давно он не видел ее такой живой, что-то внутри больно кольнуло, захотелось упасть на колени и разреветься, утирая лицо ее подолом, сознаться во всем и молить о прощении. Эта женщина была для него подобна божеству, и он ценил каждую секунду, когда она спускалась с небес и обращала внимания на что-то помимо ненавистных фиолетовых цветов.
– Я согласен.
– срывается с губ и плевать на последствия, все не важно, лишь бы она хоть иногда смотрела вот так!
– Я женюсь на ком захочешь, только не трогай маму.
Женщина удивленно хлопает пушистыми черными ресницами, и в уголках почти бесцветных глаз собираются слезы, юному лорду хочется плюнуть на рамки приличия, послать все к черту, обнять эту хрупкую, но безумно дорогую ему женщину, но статус не позволял, в их семьи подобное проявление чувств было дикостью и варварством.
– Хорошо. –Ксавьер, кажется, выдохнул с облегчением, он не желал свое жене участи провести последние дни жизни в больнице для душевно больных. Ведь когда-то, возможно, он даже был влюблён в темноволосую красавицу со звонким голосом и всегда доброй, понимающей улыбкой, и мысль о том, что он стал виной ее обращения в едва живую, помешанную на цветах тень убивала его изнутри.
– Ты не должен!
– Анелисса прикусывает бледно-коралловые губы, Захария же, не знает куда девать глаза, наконец, решившись, под удивленным взглядом отца, быстро сокращает расстояние до матери и нерешительно всматривается родное лицо:
– Почему они? Почему ты выбрала эти идиотские недоромашки!
– Шафраны, -строго поправляет его женщина, и уже тише, -они не предают, не разочаровывают…
Ее слова болью отзываются в груди, ему хотелось кричать, злиться, все высказать, но в семье так не принято, тут уважают лишь сдержанность и контроль.
Эта женщина была единственной перед кем он испытывал стыд, кого не хотел послать к чертям за годы своеобразного предательства, он никогда не простит ей того, что она практически бросила его, но и научиться ненавидеть ее ему не дано.
– Захария, -холодная бледная рука скользит по его щеке, -прошу тебя, не превращай жизнь юной мисс Кавендиш в ад.
Молчание, он не мог пошевельнуться.
Она коснулась его….
Сама….
По собственной воли….
Когда она делала это в последний раз? Шесть - семь лет назад? Он и забыл насколько нежными, мягкими и необходимыми были ее прикосновения.
***
Скрип двери, немного раздражающая музыка, пошарпанные деревянные стены, небрежно расставленные столы и выкрики невпопад, кажется, теперь я оказалась в неком подобие кабака.