Помор
Шрифт:
Из нагрудного кармана рубашки у него свисали верёвочки кисета. Скрутив цигарку, всадник чиркнул спичкой о джинсы и закурил.
— А здесь чего, вообще? — кивнул он на универмаг.
— Магазин, — ответил Фёдор.
— Во! — удивился конник.
— Откуда, ковбой? — поинтересовался Павел.
— Из Техасу мы, — живо ответил всадник. — Я — Ларедо Шейн, а он, — ковбой похлопал гнедого по шее, — Принц!
Конь мотнул головой, словно подтверждая: да, я королевской крови.
— Сам-то я, как с гор спустился, так на Запад и подался, — охотливо продолжал Ларедо. — Всю жизнь, считай, коровам хвосты крутил. Вот и надумал глянуть, как оно тут, на Востоке, в Нью-Йорке ихнем.
— И как тебе град сей? — тонко улыбнулся князь.
— Уж шибко большой! — признался ковбой. — Я в каньонах не блуждал никогда и в пустыне дорогу сыщу — пройду
— Кричи: «Ау!» — рассмеялся Туренин.
Ларедо ухмыльнулся, и белые, незагорелые чёрточки у его глаз ужались в морщинки.
— Бывай! — сказал Чуга.
За дверями «Хогвоута» было людно, но друзья первым делом вошли в кабину лифта — опробовать любопытное изобретение. Лифт загудел и тронулся. До пятого этажа он поднимался минуту.
— Здорово! — хмыкнул Фёдор. — Ежели наперегонки — запыхаешься, пока добежишь. А тут стой себе да в зеркало глядись!
— Здорово, — согласился князь. — Ну пошли мерить!
Оба решили себе голову не морочить зря — каждый купил по чёрному сюртуку в рубчик, брюки из дангери [40] того же цвета, входившего в моду, да по паре ботинок. Чуге было непривычно носки натягивать заместо портянок, но делать нечего — обвыкай, пилигрим! [41]
40
Дангери — хлопчатобумажная саржа.
41
Заметим, что американцы воспринимают это слово не как синоним паломника, а как переселенца.
Белая рубашка приятно облегала тело, а вот узкий галстук-шнурок был, на взгляд Фёдора, лишним.
— Осталось купить шляпы, — сказал Туренин.
Чуга подумал, припомнил Бойда — тот с утра первым делом надевал шляпу, а уже потом штаны — и согласился. Но когда Павел подвёл его к прилавку, и услужливый продавец выложил стетсоновскую модель «Хозяин равнин», [42] помор заворчал:
— Десять долларов за шляпу? Куда это годится?
— Друг мой, — покачал головой князь, — не стоит гоняться за дешевизной — это самая низкая цена, и шляпа того стоит. Солнце на Западе печёт так, что не обрадуешься!
42
Самая знаменитая ковбойская шляпа работы Джона Стетсона. Кстати, характерными загибами полей «стетсон» обязан не причуде шляпника, а упаковке — чтобы уместить шляпу в коробке, поля её загибали. А ковбои углядели в этом особый шик.
— Чистейший фетр! — заверил Чугу продавец. — На него пошёл мех бобра, а потому шляпа не пропускает воду. Из неё можно поить коня!
— Давайте, — вздохнул Фёдор.
Обрядившись, они вышли на Бродвей, похожие как бобы в стручке, только помор нёс в руке свой вещевой мешок, а руку князя оттягивал саквояж.
На улице друзья встретили давешнего ковбоя. Вот только Ларедо уже не верхом сидел, а плёлся на своих двоих, звякая шпорами и перекашиваясь под весом тяжёлого седла.
— А Принц где? — удивился Чуга.
— Проиграл, — мрачно сообщил техасец.
— Так лучше бы седло на кон ставить, — сказал Туренин.
— Ага, ещё чего, — по-прежнему мрачно проговорил Ларедо. — Коняка-то мне в десятку обошёлся, а за седло я все двадцать выложил! Пойду, — вздохнул он, — отыграюсь, может…
— Удачи! — пожелал ему князь.
На Пятую авеню их доставила конка. В отличие от омнибуса, конка ехала по рельсам, оттого не чувствовалось тряски. Ещё б диванчики мягкие — и хоть спи.
Дом, принадлежащий Селертону Уортхоллу, дедушке мисс Дитишэм, отыскался в промежутке между Тридцатой и Сорок шестой стрит. Это был солидный особняк из камня коричневого оттенка, возле которого скучала парочка неприметных личностей в сером. Дом был выдержан в стиле 30-х годов — повсюду ковры, панели красного и палисандрового дерева, камины с полукруглыми арками под полками из чёрного мрамора, везде картины Хантингтона, Вербекховена, Кабанеля, [43] помпезная мебель буль, ажурная
43
Известные художники XIX века.
44
Буль — мебельный декоративный стиль барокко, названный по имени французского мастера Андре-Шарля Буля, чернодеревца короля Людовика XIV. Буль инкрустировал свои шкафы и комоды золоченой бронзой, черепаховой костью, рогом. Чиппендейл — стиль рококо XVIII века. Т. Чиппендейл сочетал в своих изделиях тонкое изящество и богатую резьбу. Истлейк — мебель машинной работы второй половины XIX века.
Ливрейные лакеи с поклоном приняли шляпы Чуги и Туренина и торжественно сложили в холле их ручную кладь.
— Теодор!
С радостным криком по лестнице сбежала Марион. Она была неотразима в чёрном бархатном платье с венецианскими кружевами.
Застеснявшись своего порыва, девушка остановилась в двух шагах от друзей, стараясь придать лицу чопорное выражение, но природная живость взяла своё — барышня рассмеялась и бросилась тормошить обоих.
— Вас не узнать! — тараторила она. — Выглядите как денди с Олд-Бонд-стрит! [45] Пойдёмте, пойдёмте, вы поспели как раз к обеду!
45
Бонд-стрит — улица элитных бутиков в Лондоне. Название Old («Старая») формально и принадлежит лишь части улицы.
— Так вроде ужинать пора, — подивился Фёдор.
— А здесь так принято! — прозвенел девичий голосок.
Посмеиваясь, Чуга направился следом за Марион. Павел ступал рядом, придав лицу скучающее выражение: дескать, и не такое видали.
Наверху, из комнаты напротив, доносился женский смех — дамы в шёлковых платьях с кружевами вокруг высоких вырезов и узкими сборчатыми рукавами завивали волосы щипцами, нагревая те на газовых горелках.
— Пойдёмте, пойдёмте! — звенела мисс Дитишэм, хватая Фёдора за руку. — Я познакомлю вас с дедушкой!
— Нравится вам здесь? — поинтересовался Чуга, приноравливаясь к семенящей походке Марион.
— Очень! — призналась девушка. — Наверное, я рождена для светской жизни! По понедельникам я буду посещать концерты, по средам — бывать в опере. Зимою, с декабря, начнутся балы, а вечерами — званые обеды. Я буду ужинать у Дельмонико, [46] ходить в театр Уоллока и в Музыкальную академию, наносить визиты и принимать гостей…
— Соскучитесь! — убеждённо сказал Фёдор. — Вы — птичка вольная, клетка не по вам, пущай даже и позолоченная.
46
Модное кафе на Пятой авеню.
— Ох, не знаю…
Марион провела друзей через анфиладу комнат в обширную гостиную. Хрустальные люстры отражались в натёртом паркете, литые карселевские лампы [47] с круглыми гравированными абажурами, прикрытыми зелёными бумажными заслонками, чередовались с пальмами в кадках. В одном углу стоял рояль «Стейнвей» с большой корзиной роз от Гендерсона, [48] в другом обитые парчою кресла были расставлены вокруг затянутых плюшем столиков, добавляя приватности. А посередине располагался огромный овальный стол в окружении бархатных стульев с высокими резными спинками. Стол был уставлен канделябрами и целыми ворохами столового серебра. Чуга подумал с тоскою, что обязательно опозорится за обедом.
47
Лампы, изобретенные мастером Гийомом Карселем, в которых масло в горелку нагнеталось с помощью часового механизма.
48
Питер Гендерсон держал в то время большой цветочный магазин.