Помощник ездового
Шрифт:
Алексей понимал, что наградить обязательно должны, но воображение рисовало орден Красного знамени в алой виньетке, наградное оружие: шашку или Маузер с именной надписью на бронзовой пластинке. На крайний случай именные часы. Но реальность жестоко изнасиловала воображение. Сапоги! За уничтожение банды с главарем сапоги! Впрочем, Лекса все равно был очень доволен и даже испытывал странную гордость. Да и сама награда оказалось очень полезной и своевременной — старая обувка уже совсем разлезлась.
«Сапоги, кобылья сиська! — восхищенно подумал
— Не пожалеем своей революционной крови! — пылко выкрикнул Какозов. — Отдадим свое сердце на алтарь революции, закроем своим телом угнетаемый пролетариат…
Он не договорил, потому что его перебил абсолютно лишенный эмоций, суровый и сухой голос.
— Кто разрешил вам срывать мне план лечения?! Мне что, составить докладную записку товарищу Фрунзе? Освободите медицинское помещение!
Татьяна Владимировна спокойно смотрела на Какозова, а в ее глазах просто полыхал нескрываемая сарказм. И ненависть. Ненависти гораздо больше.
Член РВС начал краснеть, щеки и лоб буквально запылали, Лекса думал, что он начнет сейчас орать, но вместо этого, Какозов неожиданно сдулся, как дырявый воздушный шарик и виновато замямлил:
— Да, да, конечно, план лечения! Мы уже закончили, закончили, уходим…
И убрался из лазарета. За ним торопливо отправился Баронов, по пути наградив врача неприязненным взглядом.
Татьяна Владимировна улыбнулась и весело бросила красноармейцам:
— Ну чего стоите? Будут у меня тут всякие «члены» командовать. Вольно. А ты, Турчин, через десять минут зайди ко мне.
Как только жена комэска ушла, поднялась веселая шумиха. Все наперебой принялись мерить обновки, искренне радоваться и наперебой материть Какозова.
— Ишь, сука, цацку навесил, видать за нас получил. Бля, сапоги маловаты! У кого больше? Эй, косоглазый, сразу видно, что у тебя большие.
— Посел у сопу, тухлый яйтсо селепаха! Когда станесь насяльника будесь есе хусе сем этот силный обесьяна!
— А мне впору, твою мать, у меня никогда не было новых сапог! Никогда! Даже здесь сразу выдали ношеные.
— Немножко малы, но разношу. Турчин, признайся, это ты награду выбил?
— Да он, кто еще. И себе офицерские, вона какие. А нам и солдатские сойдут. Даже удобней.
— Ты охренел косоглазый? Давай меняться!
— Не зря басмачей крошили! Приятно!
— И у меня не было, вечно за братьями опорки донашивал.
— А этот черт на городового нашего похож, так и хочется рубануть сплеча.
— Обезьян, глухой что ли?
— Сто ты сказал сайсиська?
— Дай ему по морде Жень…
Лешка не вмешивался в веселую ссору, быстро примерял сапоги, решил, что после разноски будет в пору, после чего потопал к Татьяне Владимировне. По пути заглянул в закуток к Гуле, похвастаться
— Иди, мне еще надо заучить швы по Спасокукоцкому. Ну… ладно, ладно, давай поцелую…
Жена комэска сидела за столом, при виде Алексея она улыбнулась и показала на стул:
— Ну что, герой, награда впору?
Лекса кивнул.
— Да, как не странно, но впору. Хотя вряд ли кто-то выбирал по размерам.
Татьяна Владимировна пристально посмотрела на него, немного помедлила, а потом тихо сказала.
— Знаешь, Лешенька, мне порой кажется, что в тебя кто-то вселился. Ты сильно поменялся. Очень поменялся. Вот смотрю на тебя и вижу взрослого мужчину в детском теле. Ты даже говорить по-другому начал. Все поменялось, словно ты за пару дней повзрослел на двадцать лет.
Алексей дежурно отговорился:
— Война старит. Когда убиваешь, быстрей взрослеешь. А я уже много людей убил.
Татьяна Владимировна едва заметно улыбнулась.
— Может быть, Леша, может быть. А скажи мне, зачем ты убиваешь людей?
— Чтобы не убили меня.
— Я неправильно выразилась, — быстро поправилась жена комеска. — Зачем тебе эта война? Почему ты воюешь? Мог просто выучиться и работать, к примеру. Гражданская жизнь спокойней и безопасней.
Лешка внезапно ляпнул:
— Есть такая профессия — Родину защищать. И я эту профессию выбрал.
И чуть не закрыл себе рот с перепуга. Вырвалось само, Лекса даже не успел подумать, что ответить.
— Родину защищать? — повторила Татьяна Владимировна, помедлила и начала говорить, не отрывая глаз от Алексея. — Хочу тебе рассказать одну историю, Леша. А мне ее в свою очередь рассказывал профессор Долгачев — один очень известный психиатр. Так вот, он говорил, что в психиатрии давно известны случаи псевдозамещения сознания якобы другой личностью. Даже есть специальный термин, но я его забыла, так как психиатрия не мой профиль. И Альберт Степанович утверждал, что сам сталкивался с тремя такими случаями. В одном из них, пациент утверждал, что он из будущего, мало того… — Татьяна Владимировна сделала паузу и очень серьезно продолжила. — Предсказывал революцию и многое другое. Предсказывал совершенно точно и подробно, вплоть до временных рамок.
У Алексея по спине пробежали мурашки.
— И что стало с этим пациентом?
— У него начался реактивный психоз на почве того, что его все считали сумасшедшим, — спокойно ответила жена комэска. — При очередном приступе, он порвал себе зубами вены и истек кровью. Тебя интересует, что сталось с профессором? Он тоже умер, умер с голоду, в своей квартире, сразу после революции.
— Ваш профессор меня не интересует, и я не знаю, что будет дальше в истории, — немного торопливо сказал Лешка. — Вот совсем ничего. Я уверен только в том, что мы обязательно победим. Рвать зубами себе вены тоже не собираюсь. И да, в меня никто не вселился.