Понурый Балтия-джаз
Шрифт:
Эту бесхребетность я почти преодолел в себе и кое-какой план предстоящих действий начинал вызревать, когда запястье правой руки, в которой я держал "ЗИГ-Зауэр", парализовал жесткий захват. Левую вывернули за спинку сиденья, а подбородок задрали перчаткой, вонявшей мокрой резиной. Я все же успел, выбросив ноги вверх, перевалиться назад через сиденье так, что захваты на секунду разжались. Этим удалось добиться, что наручники замкнули не за спиной, а спереди, перед грудью. Все-таки позиция.
"ЗИГ-Зауэр" упал под воду, на
На борт напрыгало столько народу, что фанерный "семьдесят пятый" и держался-то на плаву, наверное, только потому, что его сжимали теперь справа и слева две десантные надувные лодки. Получилось подобие плота, в середине которого трое или четверо Каинов в прорезиненных гидрокостюмах распинали продрогшего и промокшего злосчастного Авеля. Да ещё с разбитым лицом, вид которого, когда они включили свои фонари, их совсем не удивил. Это был результат, если так можно сказать, их собственной недавней работы...
– Привет, Рум, - сказал я старому боевому товарищу, хотя затруднялся определить, кто из них был кто. Фонари слепили, я едва различал силуэты.
– Ты свихнулся, капрал Москва, - ответила по-французски тень, только ещё перебиравшаяся на катер. Другие раздвинулись, чтобы я стал виден между их тюленьими тушами.
– Чего тебя вынесло в море? Одурел в охотничьем раже?
Наверное, подумал я, и одурел. Но то, что я их тормознул непредвиденным появлением на десантном катере, определенно. Они нападали от замешательства. И не топили сразу - не понимали, что у меня на уме. Мой инстинкт погони сработал верно. Кобра атакует вспять, если чувствует, что её достают. Вот и явились...
– Когда ты стал Тургеневым?
– спросил я.
– Так не пойдет. Вопросы не разговор...
– Разговор ведут вдвоем и по своей воле, - сказал я.
– Ладно, потерпишь...
Убивать не торопились. И это тоже позиция.
Рум приказал по-английски:
– Всем убраться на места! Отойти на двадцать метров!
Кто-то из абордажников перевел команду на русский с безбожным южным акцентом. Меня отпустили.
"Семьдесят пятому" полегчало, едва штурмовая орава ссыпалась с борта. Катер приподнялся из воды, болтанка и дрейф стали заметнее. "Эвинрудовские" электромоторы бесшумно утащили резиновые лодки в темноту. Рум - по-прежнему черный силуэт в слепящем свете фонаря - увеличился в объеме. Видимо, наклонился.
– Зачем ты погнался за мной на этой лоханке, Бэзил?
Он перешел на русский. Наверное, для тех, кто приплыл с ним, он скрывал знание языка. Чтобы лучше контролировать.
– Давай сначала поговорим с предисловием... У тебя есть время, Рум?
– Если ты не приманка. Или ещё что-то.
Он опустился на соседнее сиденье. На катерах вроде "семьдесят пятого" оно называется командирским.
Я привстал. Рука в резиновой перчатке тычком в грудь уложила меня назад, на сиденье рулевого. Я почувствовал, как левая нога уперлась под водой в выкатившийся из-под него огнетушитель.
–
– Так что, если я и приманка или ещё что-то, то стал в этом качестве бесполезен. Никто тебя не тронет. Во-первых. Во-вторых, обо всем уже договорились с "Экзобанком". Я имею в виду обмен и остальное... Тебе известно, я думаю. А гнался я за Чико. Это - личное...
Я подумал: никто не знает, что Шлайн уже расплатился со мной, и добавил:
– Я потерял огромный заработок, Рум... Огромнейший для меня. Последнюю возможность выжить. А теперь Чико, в чью личину ты, подонок, облекся, довершил дело, угробил мой шанс или догнать и отнять деньги, или отомстить, или уйти к черту на дно!
– Трудно поверить, что ты один, - сказал Рум.
– Так ли уж? Я всегда работаю один. Ты знаешь, лейтенант.
– Да, ты - бешеный, капрал Москва!
Он потушил фонарик. Сочувствовал. Все-таки столько лет провели вместе. Что ж, он выигрывает, я проиграл. Каждому своя дорога. Нормально.
– Не следовало бы возвращаться в Россию, - сказал он.
– Да ладно... Не будем болтать. Что дальше?
– На дно и фанера, и ты..
– У тебя есть водка?
– спросил я.
– Бренди. Замерз?
Зазуммерил мой радиотелефон. Рум вытянул его у меня из-за пазухи и выбросил за борт. Зря. На его месте я послушал бы, кто и что хочет сказать.
Они, наверное, на подходе, подумал я. Наконец-то эти идиоты всполошились. И попросил:
– Если можно, переверни меня на бок. Тогда я смогу взять фляжку в руки и отхлебнуть... Когда ты подменил Чико?
Рум встал с командирского сиденья и, загребая ногами затопившую катер воду, обошел меня по кокпиту сзади. Сел на борт и прикрепил фонарик к спинке водительского кресла, у своих колен и моего затылка. Так он лучше видел меня.
– Во вратах райских тебе потребуется удостоверение личности, - сказал он.
– Отделали, не узнать...
– По твоей милости.
– Дикая дивизия. Каких получил. Они не умеют по другому.
Фляжка легла мне в ладони. Запястья, стиснутые наручниками, позволяли едва-едва поворачивать посудину. Отвинтив колпачок, я сделал глоток. Наверное, даже после купания в кювете во время битвы при Керну не было такого озноба... Я приметил, что луч фонарика высвечивает сквозь муть набравшейся в кокпите воды красноватую мятую болванку огнетушителя.
– Они, что же, плюнули на то, что ты замочил Чико?
– спросил я, делая передышку перед следующим глотком.
– Они плюнули на Чико. Пижон надоел всем... Люди хотят денег, а не показухи. Уложил я его честно, один на один, хотя и старше его намного. Для этого отребья я - Европа, а все понимали, что операция, за которую взялся Чико, требует уровня. Уровня! Европейского. Не московско-кавказского...
Я глотнул второй раз, отдышался и сказал:
– Закуски не хватает... Европа - уровень? А ты московский уровень откуда знаешь?