Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов
Шрифт:
Скрипач пробует струны смычком.
– Мелодию резвее! – прошу я.
На свою голову.
Потому что вывод один и вывод два. Это вампирское чудовище не только с удовольствием пьёт, иногда подхватывая меня за талию и давая передохнуть моим ногам, он ещё и кубками с барменом перекидывается (полными тоже, не расплёскивая!). И парой пустых бутылок пожонглировать одной рукой успевает. Не отрываясь от чувственного танца с разворотами и прогибами.
Он и полный кубок огненной жидкости на запрокинутом лбу держит, с нарастающей скоростью кружась со мной, и не роняет ни капли, чем срывает бурные аплодисменты.
А перехватив кубок
Вот как он это делает?
Я безусловно восхищена такой потрясающей координацией движений, реакцией и силой (меня поднимает, как пушинку), но я же Марка Аврелия проигрываю! Не говоря о пяти сотнях золотых!
К середине ящика, когда у меня окончательно сбивается дыхание, взгляд Санаду, наконец, слегка плывёт. Едва уловимо изменяется пластика. Я чувствую, что ему приходится сосредотачиваться на движениях. Но от этого они становятся какими-то… более чувственными, что ли? Или дело в этом рассеянно-счастливом взгляде?
За распахнутыми окнами неистово бесится ливень, влажный свежий воздух вкатывается в помещение, но между мной и Санаду воздух словно раскалён. Мне невыносимо жарко, щёки горят, всё чаще сползают по спине капельки пота, и даже ладонь Санаду на талии кажется горячей. Круг зрителей словно бы отдаляется, тонет в сумраке. А мелодия как нарочно усложняется, вынуждая быстрее переставлять ноги, чтобы попасть в ритм, и всё чаще Санаду то прижимает меня к себе, то позволяет отступить и покружиться – охладиться в потоках воздуха, чтобы потом резко оказаться в его руках, прижатой к нему.
И в момент, когда кажется, что я больше не смогу следовать сладкой мелодии скрипки, открывается второе дыхание. Прильнув к Санаду, давно не бравшему кубок, я сипло выдыхаю:
– Вы сдаётесь?
– Ни за что! – улыбается он и в головокружительных пируэтах уводит нас ближе к бармену, чтобы подхватить очередной пылающий кубок.
Снова мы танцуем, круг за кругом проходя мимо хлопающих в такт музыке зрителей, и Санаду, не сводя с меня плывущего взгляда, меняет пустые кубки на полные, меняет и меняет. Каждой мышцей, каждой клеточкой тела я чувствую, как вся его сила и ловкость начинает сдавать. Как в пальцах появляется дрожь, а по лицу разливается блеклый вампирский румянец, как сбивается его дыхание, как более порывисто он притягивает меня к себе и склоняется, когда я откидываюсь в его руках.
Мышцы горят, пылает кожа, кружится голова. И аромат кофе, можжевельника и трав мешается с ароматом пламени и винограда. Всё крепче после очередного кубка прижимается ко мне Санаду, словно я его ось координат, и его губы то и дело касаются моего виска.
Музыка становится такой надрывно-неистовой, что хлопки прекращаются, отпуская нас в её безраздельную власть, и все смотрят, как мы круг за кругом проносимся в безумном танце с меняющимися кубками вина. Я снова задыхаюсь, кровь вскипает от эмоций: этот танцевальный марафон, потрясающая сила нечеловеческого существа и осознание, что я одна чувствую, как он сдаётся, словно я одна приобщена к некоему таинству, словно мне одной позволено это знать. Волнующая, такая острая и непривычная близость, жар прикосновений. Пронзительный неотрывный взгляд. Страх поражения и надежда на победу. Восхищение окружающих. Я – центр внимания, и внимания восхищённого – это так необычно, это будоражит.
Это всё так… возбуждает. От осознания этого мои глаза распахиваются шире, я сбиваюсь, но Санаду удерживает за талию, сводя эту заминку на нет своей ловкостью и силой, и опять я чувствую его напряжение, показывающее, как тяжело даётся эта безудержная ловкость. У меня ещё есть шанс победить.
– Предпоследний! – кричит бармен, протягивая кубок с пламенным напитком.
Санаду подхватывает его, и я отвожу взгляд от тёмных очей, чтобы посмотреть на сомкнувшиеся на кубке изящные пальцы. Чтобы увидеть, как эти пальцы, в которых я подозреваю слабость, подбрасывают кубок и соскальзывают на мою талию, в то время как вторая рука её отпускает, чтобы поймать перелетевший через нас кубок.
Пламя в нём колыхается, но не разливается, а посетители снова награждают Санаду бурными аплодисментами. Он ещё несколько раз повторяет фокус, будто доказывая мне, что всё ещё силён, что даже ящик драконьего огненного не способен его сломить.
А едва буйство аплодисментов ослабевает, Санаду вытягивает нас в центр круга и подбрасывает кубок к потолку второго этажа. Не даёт мне застыть – кружит, сам кружится вместе со мной. И я словно в замедленной съёмке вижу, как кубок подлетает вверх, как расплёскивается огненное вино и начинает падать вниз вместе с кубком. Всё ниже, ниже, ниже. Вскинув руку, Санаду перехватывает кубок и уже им собирает опадающее вино. Несколько огненных брызг разлетаются в стороны, но большая часть содержимого собрана. И, продолжая кружение, Санаду выпивает до дна, отбрасывает кубок в толпу и несётся со мной в объятиях к бармену, кричащему:
– Последний!
Перехватив кубок, Санаду опять уходит в кружение, но в этот раз без фокусов, просто держит кубок в руке. Смотрит в глаза. Я едва дышу. Пусть я торговалась, но проигрыша не ожидала. Я не хочу отдавать Марка Аврелия, даже на день!
А Санаду танцует, снова сохраняя между нами приличную дистанцию. Скрипка трепещет, и чувственная мелодия смешивается с шелестом дождя и отдалённым грохотом молний. Словно сама природа в неистовом напряжении перед этим мгновением триумфа.
Мне нечем дышать, пальцы дрожат.
– Ну же! – басит кто-то.
– Давай же!
Толпа гудит. А у меня стынет сердце, слабеют ноги.
– Пожалуйста, не надо, – одними губами шепчу я, ощущая жжение в глазах.
И Санаду хитро улыбается. Не останавливая танца, он отводит руку в сторону. Снова всё будто в замедленной съёмке: его пальцы неторопливо разжимаются, и кубок летит на пол, разбрызгивая огненное содержимое.
– Упс! – Санаду улыбается шире и под всеобщий выдох обхватывает меня за талию освободившейся рукой и снова кружит-кружит-кружит, крепче прижимая к себе. Шепчет на ухо: – Никогда не ставьте самое дорогое на кон. Проиграть можно даже в самой, казалось бы, беспроигрышной ситуации.
– Пятьсот золотых!
– Целых пятьсот золотых!
– С ума сойти!
– С кем мне станцевать?!
– Всем выпивка за мой счёт! – выкрикивает Санаду, и толпа отзывается радостными криками. Но среди них нет-нет, да и звучит:
– Пятьсот. Золотых. Монет.
Крепко прижимаясь к Санаду, я ощущаю, как его живот содрогается от сдерживаемого смеха. Он расслабляется, немного неловок, оступается и счастлив, и на меня неспешно накатывает облегчение: Марк Аврелий останется со мной. Я больше никогда не буду делать таких глупостей!