Поправки
Шрифт:
– В проспекте сказано: никаких обязательств, никакого давления, полная свобода!
– Весьма сомневаюсь, – отвечал Альфред.
– Мери Бет говорит, мы сможем наведаться на прекрасную винодельню возле Бордентауна. Сможем все вместе поплавать в озере Фон-дю-Лак! А еще в проспекте упоминались лодочная станция и ресторан для гурманов.
– Не думаю, чтобы в середине июля винодельня в Миссури работала на полную мощность, – фыркнул Альфред.
– Надо просто проникнуться соответствующим настроением, – сказала Инид. – Вот Дриблеты в прошлом октябре съездили и так славно повеселились! Дейл говорит, никто там ни на кого не давит. Почти – так он сказал.
– Если учесть, от кого исходит информация…
– На
– Человек зарабатывает себе на жизнь продажей гробов!
– Дейл ничуть не хуже других!
– Повторяю: я очень и очень сомневаюсь. Но поеду с тобой. – Обернувшись к Дениз, Альфред добавил: – Ты вернешься на автобусе. Машину мы оставим возле дома.
– Сегодня утром звонил Кенни Крейкмейер, – известила Инид свою дочь. – Спрашивал, не занята ли ты в субботу вечером.
Дениз прищурила один глаз, второй широко открыла.
– И что ты ему ответила?
– Сказала, по-моему – нет.
– Что-о?
– Извини! Я понятия не имею, какие у тебя планы.
Дениз расхохоталась:
– Все мои планы на данный момент сводятся к тому, чтобы избавиться от Кенни Крейкмейера.
– Он такой вежливый, – вздохнула Инид. – Знаешь, от тебя не убудет сходить на свидание, раз уж приглашают. Не понравится, второй раз не пойдешь. Но надо же когда-нибудь кому-нибудь сказать «да», а то люди решат, что тебе никто не подходит.
Дениз отложила вилку.
– От Кенни Крейкмейера меня тошнит.
– Дениз! – одернул ее отец.
– Так нельзя! – дрожащим голосом выговорила Инид. – Мне очень неприятно слышать от тебя такое!
– Ладно, извини! Во всяком случае, в субботу у меня времени нет. Нет времени для Кенни Крейкмейера. И если он уж так хотел меня пригласить, мог бы обратиться ко мне!
А ведь Инид с удовольствием провела бы выходные на озере Фон-дю-Лак с кем-нибудь вроде Кенни Крейкмейера, подумалось Дениз, и Кенни поездка понравилась бы куда больше, чем Альфреду.
После обеда Дениз оседлала велосипед и поехала к самому старому дому в пригороде. Довоенный кирпичный особняк в форме куба, с высокими потолками, стоял напротив заколоченной досками станции пригородной железной дороги. Генри Дузинберр, хозяин этого дома, преподававший драму в старших классах, уехал на месяц к матери в Новый Орлеан и оставил свои вульгарные абиссинские бананы, аляповатые молочаи и скромно-насмешливые пальмы в горшках на попечение любимой ученицы. Среди прочих аксессуаров разврата в гостиной Дузинберра стояла дюжина роскошных бокалов для шампанского, в граненой хрустальной ножке каждого виднелась башенка из воздушных пузырьков, и одной только Дениз, из всех собиравшихся на субботние оргии юных актеров и литераторов, наставник позволял пить из такого бокала. («Пусть мелкота пользуется пластиковыми стаканчиками», – приговаривал он, роняя изможденное тело в кресло, обтянутое телячьей кожей. Его уже дважды облучали, и сейчас врачи констатировали ремиссию, однако глянцевитая кожа и выпуклые глаза свидетельствовали, что по онкологической линии отнюдь не все благополучно. «Ламберт, дивное создание, – говорил он, – сядь там, чтобы я мог видеть тебя в профиль. Ты хоть понимаешь, что японцы боготворили бы такую шею, как у тебя? Вправду боготворили бы».) У Дузинберра Дениз впервые отведала живых устриц, перепелиные яйца, граппу. Дузинберр укреплял в ней решимость не поддаваться чарам какого-нибудь, как он выражался, «прыщавого юнца». Он покупал в комиссионных магазинах старинные платья и жакеты и отдавал Дениз все, что было ей впору. К счастью, Инид, мечтавшая наряжать дочку в стиле дочек Шумпертов или Рутов, настолько презирала старье, что с легкостью поверила, будто желтое, без единого пятнышка атласное вечернее платье с ручной вышивкой и пуговицами из тигрового
«Стеклянный зверинец» (1945) – пьеса американского драматурга Т. Уильямса (1911-1983).
Полив растения, Дениз села в обтянутое телячьей кожей кресло послушать «Нью ордер». Жаль, что ей ни с кем не хочется завести роман, но те юноши, к которым она питала уважение (Питер Хикс, например), не возбуждали ее, а прочие ничем не отличались от Кенни Крейкмейера. Кенни, хоть и поступал в Морскую академию, а затем собирался заняться ядерной физикой, воображал себя при этом знатоком джаза и коллекционировал «Крим» и Джими Хендрикса («винил», как он выражался) со страстью, которую ему, по замыслу Божьему, следовало бы направить на строительство игрушечных подлодок. Собственная разборчивость несколько озадачивала Дениз: почему ей совсем никто не нравится? Что-то не так, она неправильно относится к себе и к другим людям.
Но когда мать затевала подобные разговоры, у дочери не было иного выхода, кроме как обрывать ее.
На следующий день Дениз перекусила в обеденный перерыв в парке и осталась погреться на солнышке, раздевшись до легкой маечки-безрукавки (мать, само собой, не знала, что она, отправляясь на работу, надевает такие под верхнюю кофточку). Откуда ни возьмись, появился Дон Армор, плюхнулся рядом на скамью.
– Не играете в карты? – удивилась она.
– С ума схожу! – ответил он.
Дениз уткнулась в книгу. Она чувствовала, как он шарит взглядом по ее телу. Было жарко, и все же не слишком – отчего же вдруг загорелось лицо?
Сняв очки, Дон Армор устало потер глаза.
– Значит, вот куда ты уходишь каждый день.
– Да.
Он не был хорош собой. Голова чересчур крупная, волосы уже редели, лицо темно-красное, словно обработанная нитритами колбаса или сосиска, а там, где пробивалась щетина, – синее. Но Дениз видела на этом лице ясный ум, интерес к жизни и какую-то животную тоску, крутой изгиб губ казался привлекательным. Он прочел надпись на переплете книги:
– Граф Лев Толстой. – Покачал головой, рассмеялся негромко.
– В чем дело?
– Ни в чем, – сказал он. – Пытаюсь понять, каково это – быть такой, как ты.
– То есть какой?
– Красивой. Умной. Дисциплинированной. Богатой. Учиться в колледже. Каково это?
Странное желание – ей захотелось дотронуться до него, прикосновением дать ему почувствовать, каково это. А как иначе ответить на этот вопрос?
Пожав плечами, Дениз отвечала:
– Не знаю.
– Твой парень счастливчик. – не отставал Дон Армор.
– У меня нет парня.
Он вздрогнул, словно это известие ошеломило его.
– Очень странно.
Дениз еще раз пожала плечами.
– Когда мне было семнадцать, я устроился на летнюю работу, – сказал Дон Армор. – Работал на стариков-меннонитов, владельцев большого антикварного магазина. Знаешь такую смесь, «Мэджик микс», растворитель для краски – древесный спирт, ацетон, тунговое масло? Ею можно очистить мебель, не испортив верхний слой. За день я успевал так надышаться парами, что домой возвращался навеселе. А к полуночи начиналась мигрень.