Порт-Артур. Том 2
Шрифт:
– Тут и мертвые проснутся, не то что живые… В чем дело?
– Ночной салют одиннадцатидюймовых осадных мортир. Два снаряда легли за батареей.
Со стороны японцев мягко донеслись выстрелы и почти тотчас же послышался рев приближающихся снарядов.
– Закройсь! – крикнул солдатам Звонарев и юркнул в каземат.
От взрыва бетонный пол заходил под ногами, с потолка посыпалась известка. В дверь сильно ударил не то осколок, не то камень, отброшенный взрывом. Выждав несколько секунд, прапорщик выглянул наружу. Места падения снаряда
– Зарядный погреб завалило, – доложил взводный Лепехин.
– Хорошо, что порох не взорвался.
– Принесите-ка свет, – распорядился вынырнувший из темноты Гудима. – Пострадавшие есть?
– Никак нет. После первых снарядов все дневальные и часовые попрятались по бетонным казематам и уцелели.
Принесли несколько фонарей. При их слабом свею разглядели, что разрушены лишь край бруствера да небольшая часть порохового погреба. Торчали в разные стороны изогнутые рельсы.
– Ну и сила же в этих бомбах! – изумлялся Гудима, рассматривая разрушения.
– Ничего себе: снаряд – двадцать пудов, разрывной заряд – пять пудов шимозы – японского мелинита; а тут попало сразу две бомбы, – пояснил Звонарев.
– Летит! – вдруг не своим голосом заорал кго-то, и солдаты сломя голову ринулись к укрыгиям. На месте остались лишь Гудима, Звонарев и Лепехин.
– Спасайся! – толкнул Лепехина прапорщик.
Фейерверкер тряхнул головой, расчесал пальцами свою жиденькую бороденку и спокойно отвегил:
– Бог не без милости, вашбродь, а чему быть, того не миновать. – И остался на месте.
Все трое нервно вслушивались в стремительно нараставший свист. Звонарев чувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. В сознании остро билась одна мысль, одно желание – бежать, укрыться, пока не поздно Но вместо этого он громко зевнул и срывающимся голосом спросил, который час.
– Сейчас посмотрю, – глухо ответил Гудима, и в этот момент над ними пронесся со свистом снаряд и упал далеко за батареей.
– Слава тебе господи! – сняв шапку, закрестился Лепехин. – Чуток прицел поменьше, и в аккурат было бы по нас.
– Без четверти три, – наконец разглядел стрелку часов Гудима. – До рассвета ничего разбирать не стоит, пойдемте-ка по домам.
Выпустив несколько снарядов, японцы замолкли.
– Это вам, Сергей Владимирович, не Залитерная, на которую с августа не залетело ни одного снаряда, – обернулся штабс-капитан к Звонареву. – Здесь редкая ночь проходит спокойно.
Жизнь на батарее литера оказалась гораздо беспокойнее, чем на Залитерной. – сказывалось ее расположение в первой линии обороны. В течение дня батарея по нескольку раз открывала огонь и сама часто подвергалась обстрелу. Ружейные пули почти беспрерывно посвистывали над головой, до передовых японских траншей было меньше тысячи шагов.
Звонарев усердно занялся исправлением
– Спешить-то некуда, вашбродь, – оправдывался Лепехин. – Лучше повременим, пока японец успокоится, не то все равно разнесет снарядами…
Японцы с каждым днем усиливали обстрел. Не зная, что еще предпринять, чтобы ускорить работы, Звонарев позвонил по телефону к Борейко и попросил у него совета.
– Позови-ка к телефону Лепехина и Жиганова, я с ними поговорю, – предложил поручик.
Оба взводные пришли несколько растерянные и смущенные. Борейко говорил коротко, но внушительно, фейерверкеры сбивчиво оправдывались, затем обещали, что сегодня же все будет исполнено.
– Чем ты им пригрозил, что они так завертелись? – поинтересовался прапорщик.
– Сказал, что вечером побываю на батарее и оторву им головы, если ремонт не будет закончен. А что смотрит Гудима, ведь он у вас за старшего?
– Занят Шуркой, перископами и своим дневником.
Едва начало темнеть, как солдаты дружно принялись за работу. Лепехин усердно подгонял своих бородачей.
– Чего вы так испугались? – спросил Звонарев.
– Так ведь поручик обещал у всех бороды выдрать по волоску, – весело ответил взводный.
В третьем взводе работа тоже кипела.
– Днем обязательно, грит, до вас дотопаю и, ежели не все будет готово, задеру насмерть. Так и ревет в телефон, – рассказывал взводный Жиганов.
– Он могет! Не потрафишь – башку сорвет, потрафишь-водки поднесет! С таким и работать весело, – говорили солдаты.
Довольный успешным ходом работ, прапорщик вернулся в каземат. Вскоре туда пришел Гудима – он был недоволен тем, что Звонарев обратился не к нему, а к его заместителю.
– Я не люблю ссор, Сергей Владимирович, и не хочу нарушать хорошие отношения с вами, но все же вам следует помнить, что командую батареей я, – поднялся Гудима.
Звонарев промолчал и отправился в стрелковые окопы, к капитану Шметилло. Капитана он застал спящим в блиндаже. Харитина возилась около входа, перетирая посуду.
Прапорщик поздоровался с ней и пошел вдоль окопов. Стрелки почти все спали в укрытиях, и только несколько часовых через самодельные перископы наблюдали за врагом. До японцев было не больше ста шагов. Слева они подошли местами почти вплотную к проволоке перед Китайской стенкой; справа, пользуясь оврагом, они стремились обойти батарею литеры Б с фланга.
– Не спит, не ест японец, все роет, как крот, – обернулся к прапорщику часовой. – Нет у нас маленькой пушки, чтобы до него хоть бомбочку добросить. Мы пробовали приспособить ружья; приделаем к бомбочке деревянную палку, засунем ее в дуло и стреляем. Бывает, летит шагов на пятьдесят, а то и более, а другая тут же и рвется. Двоих уже ранило…