Порт-Артур. Том 2
Шрифт:
Японцы даже в дождливые дни продолжали возводить новые траншеи. В одну из ночей Звонарев был разбужен дежурным по батарее.
– Вашескородие, японец на штурм лезет, – взволнованно доложил он. – Штабс-капитан велели вас разбудить.
Торопливо надев шинель и сунув в карман наган, прапорщик вышел из каземата. Ночь выдалась темная. Моросил мелкий дождь. Со стороны стрелковых окопов доносилась ружейная стрельба, слышались крики. Лучи слабых японских прожекторов, чтобы пробившись сквозь сетку дождя, остановились на русских окопах, как бы показывая своим частям направление атаки.
– Сергей Владимирович, пройдите на правый фланг и пустите
Прапорщик направился к указанному месту.
– Установить все три станка, – приказал он ракетчикам. – Угол возвышения пятьдесят градусов.
Солдаты с ручными фонарями выволокли переносные станки, вложили в каждый по ракете и зажгли фитили.
Вымокший на дожде стопин [42] плохо разгорался, затем огонек медленно пополз вверх по нитке, и ракеты, зашипев и выбрасывая сноп искр, взвились к небесам. Рассыпавшись в воздухе на тысячи огненных звездочек, они ярко осветили впереди лежащую местность. Прапорщик увидел в ста саженях колонну, обходящую батарею справа. Японцы поблескивая штыками, бежали густой массой в промежуток между батареей литеры Б и соседним фортом номер один.
[42]
Стопин – нить, пропитанная горючим составом, для воспламенения зарядов.
– Тащи мортиры! – приказал Звонарев. – Пальба светящимися ядрами, полным зарядом!
Солдаты кинулись к маленьким медным чонкам. Со страшным грохотом, перевернувшись при выстреле навзничь, мортирки выбросили свои огненные шары, которые врезались в наступающих. При ярком свете брандскугелей [43] было видно, как японцы сразу замедлили бег, смешались, а затем и вовсе остановились. Одновременно с Залитерной загремели частые выстрелы, и в японцев с визгом полетели снаряды. Это Борейко, заметив опасность, угрожавшую батарее литеры Б, поспешил ей на помощь. В стрелковых окопах застучал пулемет. Атака была отбита.
[43]
Бран-скугель – зажигательный снаряд, применявшийся в гладкоствольной артиллерии и представлявший собой ядро с отверстиями, начиненное зажигательным составом.
Вскоре перестрелка постепенно стихла.
– Отбой! Разойтись по казематам! – издалека донеслась команда Гудимы.
Звонарев приказал убрать ракетные станки и мортиры.
– Зайдите ко мне на минуточку, Сергей Владимирович, – позвал его штабс-капитан.
В командирском каземате Звонарев застал все еще бледную от волнения Шуру. Гудима, отряхивая мокрый плащ, знаком пригласил прапорщика к столу.
– Чай готов, Шура? – спросил он у девушки.
– Сейчас подам.
– Расскажите, чем вы привели Шметилло в восторг?
В двух словах Звонарев передал все происшедшее.
– То-то стрелки вас и Борейко величают своими спасителями от верной гибели!..
Затрещал телефон. Гудима снял трубку.
– А, Боря! У нас все благополучно, нет ни раненых, ни убитых. Спасибо за помощь, донесу
– Здорово! – раздался голос Борейко. – Оказывается, твоя Варвара большая мастерица по кухонной части. Второй раз съедаю твои обеды и пальцы облизываю. Тут есть еще письмецо тебе. Слушай, прочту: «Сэр, послезавтра вы должны по делам службы побывать в отряде Романовского. К двенадцати часам дня лошади будут оседланы. Я еду с вами. Хорошо? В.».
– Ты не знаешь, Боря, зачем меня туда посылают?
– Чтобы твоя Брунегнльда имела возможность день твоих именин провести с тобой после длительной разлуки. Она сама придумала эту поездку, о чем мне по секрету и сообщила. Ну, будь здоров!
Утром Звонарев отправился в стрелковые окопы, чтобы подробнее узнать обо всем происшедшем ночью. Уже издали он заметил большие разрушения в проволочном заграждении. Козырьки над окопами на многих участках тоже были повреждены, брустверы снесены, окопы полузасыпаны.
– Поберегитесь, вашбродь, а то сегодня японец дюже сердитый, попало ему ночью на орехи, – предупредил стрелок Звонарева.
– Капитан-то цел?
– Слава богу, пока целы. Они ночью в самую свалку лезли, кругом смерть, а они – как заговоренные. Только фуражку с них сбило да погон сорвало.
– А Харитина?
– Герой-баба! От командира ни на шаг не отставала. Двух японцев заколола, хотя ее саму чуть на штыки не подняли – стрелки спасли.
Подошла Харитина.
– Здравия желаю, вашбродие! Здорово вы нам вчера подсобили своими ракетами да огненными бомбами. Сразу все, как днем, стало видать, тут мы и всыпали японцам.
– Это с Залитерной открыл огонь Борейко.
– Медвежья батарея, значит, не подкачала, – улыбнулась Харитина. – Солдаты там все как на подбор, под стать своему командиру – здоровые да красивые, не то, что наша пехотная мелкота.
– Вы бы и переходили в артиллерию.
– Без капитана не пойду, а они ведь пехотинец.
– Где он сейчас?
– В блиндаже горюет. Игнатий Брониславич всегда о своих солдатах печалится, ровно сродни они ему.
Прапорщик застал Шметилло сидящим в мрачном раздумье за столом и поздравил с удачным отбитием ночного штурма.
– Но какой ценой! – горько усмехнулся капитан. Потерял столько прекрасных разведчиков – один лучше другого.
– На войне не без жертв, – пытался успокоить его Звонарев.
– Но все же надо стараться, чтобы их было возможно меньше.
Выяснив обстановку, прапорщик вернулся на батарею.
– Вам телефонограмма, – протянул Звонареву бумажку Гудима.
Командир артиллерии приказывал прапорщику прибыть на следующий день в Управление за получением указаний по рекогносцировке артиллерийских позиций и наблюдательных пунктов в районе расположения отряда капитана Романовского.
Сигнальная пушка на Золотой горе грохнула как раз в тот момент, когда Звонарев входил в Управление артиллерии. Одновременно на судах, стоящих на рейде, послышался перезвон склянок, отбивавших полдень. Справившись у адъютанта, в Управлении ли Белый, Звонарев постучал в генеральский кабинет. Дверь приоткрыл полковник Тахателов. Красный от возбуждения, он спорил о чем-то с генералом.
– Согласно распоряжению вашего превосходительства в Управление артиллерии прибыл, – отрапортовал прапорщик Белому.