Портартурцы
Шрифт:
Западный участок Порт-Артура, или левый фланг, имел совершенно дикий характер. Крайне пересеченная, изобилующая оврагами и промоинами местность была лишена удобных сообщений. На протяжении многих верст не было ни воды, ни жилья, ни растительности. Один только камень и тощая пожелтевшая трава.
В конце мая адмирал и генералы поднялись на Высокую гору. Перед ними открылся огромный кругозор. Видны были широкие долины, связывающие бухту Луизы и Западный бассейн, Голубиная бухта, несмотря на то, что ее в значительной степени скрывали прибрежные холмы. Некоторыми своими берегами обнаружилась и бухта Луизы, которая отстояла от горы Высокой на четыре километра.
Развернувшиеся
Когда адмиралы повернулись в противоположную сторону, к Артуру, то увидели перед собою как на ладони Порт-Артурскую гавань со всеми находящимися в ней кораблями.
— Вот, смотрите, — сказал Стессель. — Как только японцы займут Высокую, суда будут уничтожены в самом непродолжительном времени.
— Не нужно отдавать ее! — воскликнул Вирен.
— Я уже не раз это слышал. Не нужно было выстоять флоту в бухте в такой ответственный момент, а он стоит… — с усмешкой сказал Стессель. — Но ваша беда может, быть выправлена, а наша нет. Вы, подремонтировавшись, еще можете уйти, а мы теперь не в состоянии построить здесь долговременные укрепления…
— С кораблей не дадим житья японцам, если они захватят гору.
— Тут японцев не будет, — сказал Смирнов. — Тут будет всего лишь один японец-наблюдатель.
— Это поистине будет стрельба из двенадцатидюймовых пушек по воробьям, — захихикал Фок.
— Высокая гора не единственное уязвимое место. В таком же положении у нас и Сяогушань, — снова вступил в разговор Стессель. — И что же? Когда я настаивал на укреплении их, инженеры Величко, Вернандер и другие отвечали мне точно так, как сейчас вы, Вирен…
9
В первых числах июня состоялось еще собрание морских офицеров. Витгефт наконец решил 9 июня с утренним приливом выйти из гавани.
Капитана фон Эссена бесили совещания:
— Протоколы с резолюциями по большинству голосов не развивают в начальниках боевой самостоятельности и смелости, — часто говорил он про себя. — Один, два раза собраться — это хорошо, но показывать на совещании свою беспомощность, это уже никуда не годится. Противник Витгефта, адмирал Того, несколько иного характера.
Фон Эссен вспомнил один эпизод из жизни японского командующего флотом. В японско-китайскую войну, будучи только штабс-офицером и командуя крейсером «Нанива», Того следил за движением китайского флота в Печилийском заливе. 25 июня 1894 года Того встретил два неприятельских крейсера, конвоировавших громадный пароход под английским флагом. Китайцы открыли огонь по «Наниве», но, получив отпор, полным ходом скрылись с места сражения. На сигнал «Нанивы» остановиться пароход не обратил внимания. Тогда Того, по свидетельству его подчиненных, закрыл глаза и задумался на две минуты, затем твердо, не дозволяющим ни малейших колебаний голосом, приказал расстрелять английский пароход.
Парламент, биржи, университеты протестовали против насилия, оскорбления флага, варварства… Но буря негодования улеглась, а профессоры Холланд и Вестлек даже нашли оправдание поступку Того.
— Что было бы, если бы он созвал совещание на «Наниве»? — умехнулся Эссен.
10
Получив известие о неудачном выходе эскадры 10 июня, наместник послал через Инкоу на миноносце «Лейтенант Бураков» не нового флотоводца, менее Витгефта осторожного, а только категорическое предписание: «Немедленно изготовить суда к выходу в море, приняв по всем частям полные запасы и поддерживая корабли в постоянной готовности. В соответствии с обстоятельствами, оказывать всеми вверенными Витгефту
Итак, все было по-старому. Наместник приказывал, а Витгефт совещался. 15 июля снова состоялось собрание моряков.
Фон Эссен, как и раньше, был за немедленный выход в море. Грамматчиков считал выход флота нежелательным до последнего момента (почти то же говорил Фок на одном из предыдущих совещаний). Вирен говорил:
— Флоту оставаться в Артуре, составляя с ним нераздельное целое, но распределить суда — часть будет выходить на рейд, часть останется в гавани, команда их пойдет на берег и примет участие в обороне Артура.
Ряд морских офицеров— Успенский, Бойсман, Щенснович, Рейценштейн, светлейший князь Ливен, контр-адмирал Лощинский и Григорович — настаивали на том, чтобы оставаться в Артуре до последнего момента. Только адмирал Матусевич был согласен с фон Эссеном.
«С мнением флагманов и командиров вполне согласен», — приписал на этом протоколе Витгефт.
Пассивность Витгефта особенно сильно подчеркивалась его телеграммой от 17 июля: «Выхода эскадры нет. Рейд забросан минами, особенно дрефующими, с многочисленных миноносцев и заградителей. Выловить их нет сил, что доказал взрыв «Баяна» на самом рейде. Перед Артуром пять броненосцев, четыре броненосных крейсера, десять крейсеров, сорок восемь миноносцев с 390 орудиями, против наших пяти броненосцев, четырех крейсеров, семи миноносцев с 223 орудиями. Помолившись и обсудив положение, решил окончательно: эскадрой или выдержать осаду, или погибнуть, защищая Артур… Неприятель подошел, наши войска отступили до фортов. Все время туманы. Начал перекидную стрельбу по берегу».
25 июля от наместника была получена телеграмма: «Оставить Порт-Артур. Невыход эскадры в море вопреки высочайшей воле и моим приказаниям и гибель ее в гавани в случае падения крепости, кроме тяжелой ответственности перед законом, лягут неизгладимым пятном на Андреевский флаг и честь родного флота. Настоящую телеграмму сделать известной всем адмиралам и командирам».
25 июля наголову Витгефта упал, кроме телеграммы, самый настоящий японский снаряд. Витгефт и старший офицер броненосца были легко ранены. На «Цесаревиче», кроме того, была разрушена телефонная станция и убит телефонист.
Командующий флотом перечитал телеграмму несколько раз. Быстрым движением он отодвинул назад стул и, захватив бороду в левую руку, грудью навалился на край стола. Веки адмирала вздрагивали, глаза видели кусок бумаги, на которой отчетливо выделялись два слова: «Оставить Порт-Артур».
«Итак, смены мне нет. Как играет судьба. Вот я, полновластный хозяин кораблей огромной ценности… Они в моих руках, чтобы провести игру, которую давно ожидают во всех концах земного шара. Игрой этой я возвеличу или уничтожу себя. Завтра, много — послезавтра, мое имя будет красоваться на первых страницах газет мира. Оно будет рядом с другим именем — Того. Момент, ожидаемый мною десятки лет, наступил. А я? Эх, если бы мне было меньше лет… Значит, никого не нашлось, кто бы мог сменить меня. Я лучший. Боже мой, какие странные обстоятельства…»