Портрет дамы
Шрифт:
– Значит, любить нужно всех?
– Да, всех, в том числе и врагов своих.
– И если враг придет, чтобы убить тебя, ты не станешь ему сопротивляться? Ты не сможешь убить врага, потому, что любишь его, тогда он убьет тебя.
– Сопротивление врагу и любовь к нему - это разные вещи, любовь не предполагает бессилия и покорности, любить врага - еще не значит покориться ему. Можно любить человека, но осуждать то зло, которое он совершает.
– Значит ли это, что призывы любить врагов своих не помешают поднять меч против Рима? "Не мир пришел я принести, но меч" - не твои ли это слова? Как велишь понимать их?
– Я никогда
– Считаешь ли ты, что римская власть несет благо вашему народу?
– Нет.
– Нет? Ты не считаешь власть римского кесаря благом, но выступаешь против тех, кто хочет избавиться от нее?
– А принесет ли благо народу кровь и смерть? Я учу людей строить Царство Божие на Земле, "Да будет воля твоя, да придет царствие твое на Земле, как и на Небе" - вот слова молитвы, которой учу я людей. Я учу людей познавать Бога в душе своей, Царство Божие в нас самих, и каждый может войти в него, если победит в душе своей жадность, алчность, ненависть и страх, если наполнит свою душу любовью.
– Что ж, я не стану препятствовать тебе в том, чему ты учишь людей, но ваши священники считают, что ты своим учением противоречишь тому, что записано в ваших Святых книгах, они хотят схватить тебя и предать суду, я могу помочь тебе покинуть эти земли.
– В моих речах нет противоречия заветам Моисея, но один прочтет книгу и истолкует по-одному, а другой истолкует ее по-иному. Слово записанное мертво, я учу людей слову живому, все, в чем обвиняют меня священники - пустое, но я не стану бежать, даже если и придется погибнуть мне.
– Воля твоя, - ответил Понтий Пилат, - а теперь иди, я более не задерживаю тебя.
– - Пустыня
Вся наша жизнь порой состоит из ряда случайностей, которые мы никаким образом не могли предвидеть, иногда эта цепь случайных событий отдаляет нас от цели, и чем более упорствуем мы в ее достижении, тем более отдаляется она от нас, делаясь нереальной, недостижимой, и мы понимаем, что цель, поставленная нами, либо противоречит Божьему промыслу, либо достижение ее таит некую опасность для нас, которую предусмотреть мы никак не могли. Но бывает, что, несмотря на кажущееся отдаление от цели, события, которые, казалось, препятствуют нам, приводят нас к цели более коротким путем, нежели тот, который мы себе наметили.
Так произошло и с Гаральдом, если бы не попал он в плен к пиратам, а благополучно добрался бы до Кесарии, то никогда бы не удалось ему найти рукопись, ради которой и отправился он в это опасное и трудное путешествие. Если все складывается именно так, как надо, то непременно должно произойти событие, которое позволит ему выбраться из плена, и событие такое вскоре произошло.
Гаральд проснулся среди ночи от тревожного ощущения, проснулся вдруг, ощутив какое-то неясное, смутное беспокойство, причиной тому был не сон, увиденный им, как иногда с нами бывает, нет, возникло ощущение реальной опасности. Он вслушивался в ночь, какие-то крики, шум доносились до него, Гаральд встал, подошел к окну, сквозь черноту ночи возникали, внезапно вспыхивая и вновь угасая, неясные блики света.
Дверь отворилась, и в комнату вошел Аль Фарад.
– Беда. Мамлюки
– А как же ты?
– спросил Гаральд.
– Меня не тронут, я суфий, я вне политики. Я дам тебе мальчика, Саида, он проводит вас до переправы через Нил, паромщик покажет тебе тропу, которая приведет вас в Кесарию. Путь будет труден и долог, через пустыню и горы, держись тропы, которую тебе укажут, по ней ходят караваны с товарами, на пути есть родники и колодцы, да поможет Аллах тебе не сбиться с дороги.
Аль Фарад повернулся и направился к выходу, сделав знак Гаральду следовать за ним. Во дворе его уже ждали Жак и Жульен с лошадьми и оружием, Аль Фарад вручил Гаральду его меч.
– Вот Саид, он проводит вас, - сказал Аль Фарад, представляя стройного, хорошо сложенного юношу.
– И еще, - продолжал он, - запомните одну истину, истина эта проста, ее знают все, но мало кто придает ей значение, истина в том, что все люди смертны, все это знают, но живут так, будто жить предназначено вечно, и будто никто не спросит с них там, в ином, неведомом нам мире, за все, что творили они на этой земле. А теперь, прощайте, друзья, да хранит вас Аллах.
Когда они вышли за ворота дома, стояла тихая ночь, огромная, полная луна висела над самым кипарисом, освещая темный, мрачный город, где-то вдали слышались неясные крики, топот коней; зарева пожаров озаряли небо. Группа всадников проскакала мимо них, по соседней улице, и скрылась в темноте. Саид сделал знак следовать за ним, они двинулись, ведя лошадей за повод, ехать верхом было невозможно, лошади несли на себе нелегкую поклажу: воду в кожаных бурдюках, еду, состоящую из сушеных фиников, орехов и лепешек, овес для лошадей, и еще небольшой шатер, в котором свободно могли устроиться на ночлег и укрыться от непогоды три человека. Путь предстоял долгим, и возможность пополнить запасы еды и питья представится им не скоро.
Двигаясь по темным, освещаемых лишь луной да заревами пожаров, улицам, они вышли на окраину города, на широкую дорогу, ведущую к Нилу. Только к вечеру следующего дня достигли они его берега, у самой реки стоял низкий, покрытый камышом домик паромщика. Сам паромщик, седой темнокожий, крепкого телосложения мужчина, встретил нежданных гостей настороженно, вооруженные люди, явно не похожие на торговцев, желающих переправиться через реку, в столь тревожное время ничего хорошего не сулят. Саид молча протянул ему записку.
По мере того, как паромщик читал ее, тревога на его лице сменялась умиротворением. Он пригласил путников к парому, который представлял собой плот с четырьмя деревянными стойками по углам, через каждую пару стоек, перпендикулярно реке были продеты две веревки, соединяющие берега. Одна веревка служила для удержания плота от разворота при движении, вторая с закрепленным на ней деревянным рычагом служила для перемещения парома.
Паромщик, защемив веревку рычагом, потянул его, навалившись всем телом, паром нехотя двинулся, отделившись от причала, затем движение его стало быстрее, и паромщик уже не тратил значительных усилий, слегка подталкивая рычагом плывущий по инерции паром. После того, как они достигли противоположного берега, паромщик вывел путников на караванную тропу, объяснил, как нужно идти, чтобы не сбиться с дороги, пожелал им счастливого пути и вернулся обратно, не взяв платы за свою работу.