Портрет моего мужа
Шрифт:
Темная дверь почти скрывалась между двумя массивными шкафами.
– Прошла наверх...
Кирис запечатлел цепочку следов, пока вполне себе обутых.
– Разделась в спальне.
Кровать здесь осталась, и я даже догадываюсь о причине такой щедрости: вытащить этого древнего монстра из дому - еще та задача.
На кровати обнаружился букет. Полевые цветы, поздние, последние тени лета, собранные вместе и перевязанные лентой. Хотя...
– А можно взглянуть поближе?
– я не решалась сама подойти к кровати.
– На букет...
– Он всегда оставляет букеты.
Горная ромашка, почти сорняк, но полезный. Ее пьют от многих хворей, да и просто так добавляют в чай, для вкуса и запаха. Ветки серой полыни. И пара васильков, чудом доживших до осени. А вот эти тонкие темно-красные стебельки я где-то видела...
– Виноград, - сказала я, трогая ягоду-бусину.
– Этот... как его... лезейский, да?
– Что?
Кирис, разглядывавший одежду, которая лежала на кровати, развернулся.
– Это лезейский виноград. То есть, в названии не уверена, я плохо запоминаю такие вещи, но... я его видела. Сегодня. В оранжерее. И... сомневаюсь, что он растет где-то кроме.
– Интересно...
Кирис принял букет из моих рук.
Осторожно, будто опасаясь, что цветы осыплются. Ромашки потеряли пару белых лепестков, а вот виноград... кто мог его сорвать? Кто рискнул бы сунуться во владения эйты Ирмы?
Любимый внук.
Или...
...одежда разложена и аккуратно. Знакомо. Так замковые горничные складывают белье. И стало быть, она сама... то есть, вполне возможно, что убийца постиг высокое искусство складывания одежды, но... мне кажется, что девушка сама.
Пришла.
Разделась.
И ушла... какой в этом смысл?
– Знаете, - Кирис протянул мне цветы.
– Мне кажется, что я устал от всего этого. Мар опять запретит вызывать полицию.
– А вы опять к нему прислушаетесь.
– Он умеет убеждать. Подержите, пожалуйста, ровно. Мне надо и его заснять. Идиот... на прошлые букеты я не обратил внимания. Думал, это так...
Макушка у него тоже рыжая, выгоревшая до морковного яркого колера. А в нем тонкие мазки седых волос. И мне хочется погладить их, понять, мягкие они или жесткие, как проволока?
Я вздохнула.
Кажется, мне действительно следует найти себе мужчину. Хотя бы для здоровья, а то лезет в голову всякое и не к месту.
– Но я напишу письмо. Сегодня. И если вы захотите уехать, просто скажите, - он поднялся и заглянул мне в глаза. А я смутилась вдруг.
С чего бы?
Это просто взгляд.
И просто мужчина.
Я ведь по делу общалась с огромным количеством мужчин, так чем этот конкретный отличается от них? Вот именно...
...именно, что себе врать не стоит. Не знаю, чем, но отличается. От взгляда прочих я не краснела.
– Скажите, - знаю, что глупо, но если я и дальше буду им любоваться, то... то что-то случится, такое, что возьмет и испортит все, даже то, чего
– А Мара вы тоже проверяли?
– Что?
Кирис моргнул.
А ресницы у него совсем светлые, будто обожженные. Из-за них и глаза кажутся почти белыми.
– Мара. Вы сказали, что проверили всех. А его тоже?
Что ж... ответа я не дождалась. Впрочем, он был и не нужен.
Глава 25
Глава 25
К вечеру отчетливо похолодало. И холод пробрался в дом, заставив дам вспомнить о мехах. В соболином палантине эйты Ирмы поблескивали искры алмазов. Сияли камни на шее Сауле, которой шло платье с оторочкой из лисьего меха. А вот Лайма выбрала длинный жакет, отделанный соболем.
Красиво.
Только непрактично.
– Боги, у меня от этой погоды голова раскалывается, - эйта Ирма сидела у окна, наблюдая за отражением в стекле. Где-то там, в черной глади, была и я.
– Ненавижу осень. Скорей бы по-настоящему холода наступили.
– Слышала, опять девку нашли, - Сауле устроилась у камина, в котором переваливалось рыжее пламя.
– Ей вырезали глаза...
– Не понимаю твоего плебейского интереса к кровавым подробностям.
Сауле поболтала флягу, прислушиваясь к тому, что осталось. И кажется, услышанное пришлось ей по вкусу. Флягу она прижала к груди и погладила.
Нежно.
– Надо же мне хоть чем-то интересоваться. Ты вот травками. Племянничек зверей свежует. А я буду кровавыми, как ты выразилась, подробностями.
Кто это зверей свежует?
– Мне кажется, - подала голос Лайма, - это не совсем уместная тема для беседы. Ужин скоро.
О да, скоро ужин.
И мы его ждем. Терпение проявляем, даже беседуем, точнее они беседуют, а я слушаю, пытаясь отрешиться от неприятного предчувствия.
– Ай, не будь такой ханжой, Лайма, не о погоде же говорить, в самом-то деле... а нас уверяли, что убийца найден.
– И ты в это поверила?
– теперь в голосе Лаймы слышался скепсис.
– Иногда удобнее верить, а нас всех здесь приучили делать именно то, что удобнее. Правда, мама?
Эйта Ирма не соизволила ответить.
– С другой стороны... одной больше, одной меньше... пока режут их, беспокоиться не о чем. Верно? Они ведь даже и не люди... не совсем, чтобы люди... а скандал может выйти знатным. Скандал для Ильдисов куда опаснее какого-то там убийцы...
– Ты стала слишком много себе позволять.
Сауле молча подняла флягу.
– Мне кажется, - я протянула руки к огню, впрочем, каминная решетка защищала не только от искр, но и жар рассеивала, в результате пламя было словно бы ненастоящим.
– С подобными вещами не шутят. Сегодня одна девушка, завтра - другая... послезавтра, вполне возможно, его заинтересует кто-то из вас.