Портрет моего мужа
Шрифт:
Наверное, если бы меня видел сала Терес, он бы не удержался, сказал бы что-то про обезумевшую девицу, которая вместо обычных кошек - от кошек хотя бы польза имелась - завела себе железного паука.
Разговаривать нужно с людьми.
Но что делать, если подходящего человека нет?
– С другой стороны всегда есть способ попроще... а это... но Лайме-то зачем? Ирма, если бы ее Кирис достал, просто бы отравила. У нее хватит и сил, и решительности, а возиться с черным маслом - не в ее характере. Да и вообще... долго, муторно и грязно.
Я
Гладкая.
И тепловатая.
– Мне интересно, Кирис тоже это понял? Если понял, почему ничего не сделал? Мар не позволил? Сам не захотел? Ему ведь повезло. Если бы не мы... не ты... он бы и сгорел. Это больно, как минимум, а еще необратимо... сказать ему, что ли? Хорошо бы запись отдать, но тогда придется рассказать о тебе.
Этна скрестила конечности на груди.
– Вот и мне эта идея не кажется хорошей. Еще изымут для изучения. С них станется.
Если бы запись велась с одной точки, я бы солгала, что оставила камеру. Зачем? Какая разница. Но Этна облазила весь сарай, а такая подвижная камера, ко всему меняющая режимы по своему желанию... нет, слишком много вопросов будет.
Но все-таки.
Зачем убивать?
И не сразу... надежней было бы выпустить искру, переступив порог сарая, но... тот, кто затеял этот, с позволения сказать, несчастный случай, явно желал себя обезопасить.
Заклинание отсроченного действия.
И сработало оно верно, только...
– Рыжему повезло... надеюсь, он отдает себе отчет, насколько. А вот Сауле получила неплохое алиби... кстати, откуда-то она вернулась, да? Хотя тебя не было, а жаль. Тот разговор тоже стоило бы записать. Ведь не просто так она по дому бродила...
Я вытащила из сумки часы.
– Знаешь... мне кажется, что нам стоило бы принять предложение... то, которое про уехать.
Этна молчала.
Только сенсоры потемнели. Не прогорают ли? Сапфиры, которые легли в основу, конечно, отличаются высокой чувствительностью, да и запас прочности у них, как и у всех камней, изрядный, но вчерашняя прогулка могла сказаться...
Я щелкнула пальцами, создав крохотный лепесток огня. Он отразился во всей дюжине глаз, и Этна встрепенулась. Видит, стало быть.
А вот диагностику не проведешь, нет подходящих инструментов.
Плохо...
Глава 26
Глава 26
...на кухне всегда было жарко.
Старая печь, выложенная черным аслезским камнем, способным выдержать жар вулкана, горела и днем, и ночью. В последний раз ее гасили лет двадцать тому, чтобы снять нагар, да и вовсе привести в порядок. С той поры печь обзавелась парой руноскриптов, которые значительно увеличили ее возможности, и новой облицовкой. Белые глянцевые плитки, расписанные синими цветочками, со временем пожелтели, однако блеска не утратили.
Кроме печи здесь имелся и открытый очаг, способный вместить бычью тушу. Им-то пользовались
Пахло здесь маслом и специями.
Висели на крючках травы. Выстроились на полках медные кастрюли, самых разных форм и размеров. Устроились на своих местах лопатки и лопаточки, щипцы, двузубые и трезубые вилки и иной инструмент, порой весьма зловещих очертаний.
Главенствовала на кухне Йорга, женщина степенных лет и объемов, не оставлявших сомнений в том, что готовить здесь умеют.
– А я что, знаю?
– она раздраженно смахнула со стола несуществующие крошки.
– Вы, господин, у меня зазря спрашиваете...
На Кириса она столь старательно не смотрела, что у того поневоле зародились подозрения. Знает Йорга куда больше, чем говорит, но... ему не скажет.
Не доверяет.
И не только она.
Помнит и повешенного Берко, которого сама яростно называла проходимцем, требуя правосудия, и того, другого, чья вина у нее вызывала подозрения. И теперь боится, что, если произнесет хоть слово, это слово будет истолковано превратно.
Как знать, кого еще повесят, прикрывая хозяйские игры?
– Эта девушка работала с вами, - Кирис присел за стол.
Старый.
Вытертый. Впитавший множество запахов, он врастал в каменный пол кухни. А табурет поскрипывал. Вот именно этот табурет из полудюжины, сколоченных деревенским плотником. И ничем-то он от прочих не отличался, но поди ж ты, вечно попадался Кирису.
– Работала... работала она... свиристелка...
Телеса Йорги шевелились медленно, они то шли складками, комкая шерстяное платье, то распрямлялись, и тогда ткань разглаживалась, растягивалась, того и гляди грозила треснуть.
– Йорга, - Кирису удалось поймать взгляд.
– Хозяин не желает скандала. А я не хочу, чтобы еще кто-нибудь погиб.
В этой женщине была кровь морских ведьм, как иначе ей к своим немалым годам удалось сохранить гриву иссиня-черных волос, без единого седого.
– Тогда. Раньше. Я просил его не спешить, - Кирис стиснул кулаки, смиряя пламя, которое рвалось наружу.
Он устал ждать.
Сколько лет?
Сколько лжи?
А главное, на сколько его еще хватит? У всего есть предел, даже у моря, что уж о людях говорить.
– Не врешь, - тяжко произнесла Йорга и велела.
– Садись. Кормить буду. Садись, сказала... ишь ты, под смертью ходишь, а кобенишься.
Она шлепнула полотенцем по плечу, и Кирис смирился, подвинул затрещавший табурет поближе. А на столе появилась тарелка, из простых, не фарфор, но глина, пусть и глазированная, украшенная незамысловатой косицей... только косицей ли?
Руны переплетались друг с другом.
– Я сразу сказала, что ей здесь не место. Слишком... наивная.
Кувшин с молоком.