Портрет моего мужа
Шрифт:
Молчание.
Тягучее. Раздражающее. И холод этот. Снова холод.
Мар тоже его чувствует. Он спрятал руки в подмышки и отвернулся от тела.
– Хочешь, занимайся этим делом, - это было почти уступкой.
– Только им... обыщи дом. Надо - дам помощников... допроси их всех. Если потребуется - с зельем правды...
– Которое очень плохо действует на людей вашей силы?
– Увы... никто не лишен недостатков. Но делай, что считаешь нужным, главное... не привлекай внимания. Я не могу позволить себе скандал. Не сейчас.
– То есть, еще один несчастный
Кирис смотрел на девушку. Смотрел, не отрываясь.
Отбить телеграмму?
Телеграф закрыт. Но у Кириса есть дубликат ключа. И он знает, что, стоит позвать, и помощь придет, только... не этого ли ждут?
– Счастливым, - Мар все же скользнул взглядом по телу, - его точно не назовешь.
Холодно было и в моих покоях. Причем как-то... слишком уж холодно. Холод будто просочился сквозь стены, он оставил белесые следы на стеклах, что характерно, изнутри.
По подоконнику расплылась лужица.
А на потолке, в углу, проступило темное пятно.
Я выпустила Этну и, устроившись на кровати, велела:
– Показывай...
Очки для просмотра записей у меня имелись, пусть и не слишком новые, но в целом годные. Вот только... смотреть оказалось особо не на что.
Железо.
И снова железо.
Ворчание старого мастера, недовольного моим появлением. Его крик на учеников, которые суетились, но в суете этой не было ни капли смысла. Они хватали железо, чтобы перетащить его из одной кучи в другую. Серьезно кивали.
Водили руками, силой стирая те слабые остатки следов, которые могли бы уцелеть.
Исключительно теоретически могли бы уцелеть.
Мастер злился.
И кричал еще громче. А потом вдруг сел в углу и, достав из тайника бутыль, приложился к ней. Он так и сидел, а ученики, устроившись за очередной кучей, тихо резались в карты.
...я пролистывала записи, надеясь, что не пропущу ничего, действительно важного.
Мастер уходит.
На ногах он держится вполне уверенно, но ученики весьма благоразумно держатся подальше от наставника. Гаснут светильники. И запись переходит в другой режим. Я моргаю, пытаясь отрешиться от головной боли. Все-таки...
...тепло.
Оно исходит от стен, нагревшихся за день, хотя и слабо. Потому выглядят они бледно-серыми. А вот железо - темным, почти черным. Колбы светильников и сейчас едва-едва сияют.
...дверь.
И человек.
Он кажется сплетенным из огненных нитей, алых и рыжих, и немного - желтых. Вот же... я выругалась. От души, между прочим. Человек остановился у темной кучи.
Он просто стоял.
Смотрел.
Крутил головой, и тогда на записи появлялась характерная рябь. Вот человек замер, чтобы в следующее мгновенье резко развернуться.
Никого нет.
Ничего...
Он вздохнул, и я услышала этот вздох. А еще протяжный скрип двери, которая приоткрылась.
– Кто здесь?
– спросил человек голосом Кириса.
Ему не ответили, что, зная будущее, весьма даже логично.
– Эгле?
Ага... так бы я и отозвалась. Я провела ладонью по спинке Этны, которая сидела рядом, подогнув
Человек двинулся к двери.
Шел он медленно... дошел.
Выглянул.
Окликнул кого-то, но... вышел и...
...несколько минут ничего не происходило. Тишина получилась звонкой, нервирующей. А потом появился еще один человек. Точнее два. Один волок второго. Это выглядело... странно. Два ярких пятна, местами сливающихся друг с другом. И смотреть на них было больно.
Я сняла очки.
Закрыла глаза.
И надела. Все происходило в полной темноте. Вот тот, другой, укладывает Кириса. Вот поднимает что-то с пола... бьет... мне кажется, я слышу влажноватый хруст, но знаю, что это лишь игра разума. Кирис лежит, а его засыпают железом.
Вот в руках человека появляется канистра, которая постепенно наливается белым светом. То есть... она нагревалась прямо там?
Или в нее вливали силу?
Жаль, Этна пояснений к записи не даст, хотя предположу, что дело все-таки в силе. Сомневаюсь, чтобы ее, раскаленную, можно было просто удержать в руках. А вот сила... ошметки ее висели в воздухе, завивались, расплывались, смазывая и без того смазанную картинку.
В какой-то момент мы с Этной почти ослепли.
А человек поставил канистру, смахнул пот с лица - выходит, не такое это простое дело - и принялся за работу. Масло он разливал щедро, выкладывая дорожку к двери. То есть, даже если бы Кирис очнулся и пошел... если бы сумел определить, где находится и что вокруг... достаточно одной искры.
Наверное, той, которую посадили на половине пути, заключив в бледный сосуд.
И я помню прекрасно, как полыхнуло пламя, сразу отрезая путь к воротам. Стало быть...
– От него хотели избавиться, - сказала я Этне, досматривая остаток записи. Больше ничего интересного не обнаружилось, разве что я сама, очередным красно-желтым горячим пятном.
– Смотри, если бы им нужен был только сарай, скажем, хотели убрать какие-никакие улики...
Она свистнула.
– ...то достаточно было просто оглушить, оттянуть куда подальше и вперед, к зачистке. Но нет, его оглушили и затащили внутрь. И дело не в жалости, хотя убивать людей без веской на то причины нехорошо, но... дело в трудоемкости. Заметила, как его волокли? Медленно. Он явно был тяжелым. То есть, и остался, но мне сдается, что мужчина управился бы куда легче. А из женщин... Сауле? Интересно, ты вообще различаешь людей? То есть, других, тех, к кому привязки нет?
Этна шевелила жвалами, будто собиралась что-то ответить. И сенсорные волоски на передних конечностях шевелились. Они то прижимались, темнея, инактивируясь, и тогда лапы казались покрытыми плотной темной броней, то вновь поднимались, окружая их полупрозрачным коконом силы.
– Не понимаешь? Да, это сложно... да и твои показания в суде точно не примут. С другой стороны, на кой ляд нам суд? Нам бы понять... вообще я почти уверена, что это Сауле. Кажется, ей не слишком по вкусу жених, хотя... могла бы и присмотреться. Нормальный мужчина. А нормальный мужчина в этом безумном мире - ненормальная редкость.