Портрет моего мужа
Шрифт:
Пускай.
И не могу отделаться от ощущения, что все - не более чем маски.
– Мне не нравится то, что здесь происходит, - заявила эйта Ирма, опираясь на зонт.
– А уж мне как не нравится, - поддержала я свекровь.
Правда, не оценили.
К дому мы шли в полном молчании. Рута по-прежнему держалась за руку отца, оттеснив Лайму, - на тропе для троих места было маловато. И Лайма покорно отступила, потом пропустила и эйту Ирму, которая не желала быть последней... то есть, последней была именно я, а со
– Плохо?
– поинтересовалась я шепотом, когда он поморщился.
– Пройдет.
– Тебе бы отдохнуть.
Он лишь махнул рукой. Когда отдыхать? Вот именно, что некогда... сочувствую. И стянув очередной перстенек я протянула ему.
– Еще один... подарок брата?
– усмехнулся Кирис, но отказываться не стал.
Говорю же, разумный человек.
– Он у меня заботливый.
Признаюсь, что не удивилась бы, если бы дом сгорел. Тут ведь несчастья случаются на раз. Но нет, он был на месте. И при дневном, пусть и тусклом весьма свете, казался скорее заброшенным и унылым, чем жутким. Глянец виноградной листвы, отмытой дождем докрасна, нисколько не спасал ситуацию.
Кирис осторожно сжал мои пальцы и сказал:
– Ничему не удивляйся.
Не буду.
Первым в дом вошел Мар и Рута с ним, следом по ступенькам поднялась эйта Ирма, сохраняя вид величавый. И мокрый мех - а соболя промокли при первом же порыве ветра - ничуть не убавил этой величавости. Талант, однозначно.
Лайма поднялась бледным привидением.
И настала наша с Кирисом очередь. Он подал руку. Он указал на стену, к слову, ту самую, у которой я стояла ночью. А я не стала спорить. Разве что отошла чуть дальше, к старенькой софе, которая не развалилась единственно потому, что стену подпирала.
Я присела на край ее и потрогала пыльную ткань, по которой поползли дорожки, и даже запихнула клок конских волос в дыру.
Надеюсь, мыши там не водятся.
Не то, чтобы боюсь, но...
– Наверх мы тоже будем подниматься вместе?
– сухо поинтересовался Кирис. И ответ был утвердителен.
Они поднялись.
Потом спустились. Эйта Ирма была бледна. Рута вновь разразилась потоком слез. Интересно, это сила самоубеждения или она что-то попроще использует? К примеру, кусочки лука, спрятанные в рукаве? Или не лука... слезы вызвать не так и сложно.
Но Мар ей верит. Прижимает к себе, гладит по голове, что-то шепчет, явно утешая. А косички, бантами украшенные, подрагивают.
Лайма все еще молчалива и бледна, но утратила несколько своей невозмутимости.
– Девчонка лжет, - наконец, заговорила эйта Ирма. Она подошла к грязному окну, встав аккурат в полосе света. Он пробивался сквозь неплотно сомкнутые ставни, наполняя холл дома. Этот бледный разбавленный свет странным образом подчеркнул нездоровую белизну кожи.
И подпухшие веки.
И морщины, которые лишь наметились, но все же.
– Она меня всегда
– взвизгнула Рута.
– Все меня ненавидели, кроме тебя, папочка...
Я поморщилась.
Переигрывает слегка, но Мар не замечает. Задвинув девицу за спину, он сказал:
– По-моему, здесь все говорит само за себя...
А то... я видела... и пусть следы на полу Кирис замыл, скажем так, во избежание лишних вопросов, то кровь мы решили оставить.
Нож вот заменили.
Ножей в доме много, в представлении поучаствовать может любой.
– Мне кажется, дорогой, ты спешишь с выводами, - Лайма вновь была спокойна, как море в летний день.
– То, что Йонас сюда шел, еще не значит...
– Он у нее никогда не виноват!
– пожаловалась Рута.
– Просто к нему нельзя подходить с теми же рамками, что и к обычному человеку.
Лайма лишь пожала плечами.
– Да и в конце концов, даже если Йонас... устроил то представление наверху. Вчера дом был чист, верно?
Все взгляды обратились на Кириса.
И он кивнул.
– Чист.
– Видите... то есть, что бы здесь ни произошло, это случилось уже после убийства. Да, Йонасу нравится охота... и быть может, он счел возможным разделать добычу уже после... и здесь... я не могу сказать, что именно породило в нем такое желание...
А теперь она смотрела на меня.
Будто бы мимо, на стену за моей спиной, и в то же время на меня.
– Однако сомневаюсь, что здесь кого-то убили.
– Папа!
– Рута, помолчи, будь добра.
Мар, может, и был сволочью редкостной, но он не был сволочью глупой. Не мог не понять, что крови для убийства маловато, что слишком помпезна, театральна эта сцена... да и многое.
– Это он, - Рута стиснула кулачки.
– Как вы не поймете... он опасен! Он сумасшедший! Он...
Мысленно я согласилась с девочкой: у Йонаса с головой точно было не все в порядке, но это еще не значит, что его нужно подставлять.
– И поэтому ты решила показать всем, как он плох?
– тихо спросил Кирис.
Он присел и теперь был ниже Руты, в которой уже почти проснулась благословенная кровь. Он смотрел на нее с печалью и даже жалостью, позабыв, что эйты не выносят, когда их жалеют. И мелкая паразитка не стала исключением.
– Папа, - она повернулась к Мару и сложила руки в молитве.
– Пожалуйста... поверь мне... он... он сейчас скажет... они все скажут, что угодно, лишь бы выгородить его... они все думают, что Йонас вернет роду былую славу, но мы с тобой разумные люди, мы понимаем, что сейчас не время одержимых! Что это благословение на самом деле ненаучно... что... он причинит куда больше вреда, чем пользы.
Она говорила спокойно и без притворства, во всяком случае, я больше не улавливала и толики фальши. А вот про одержимость - это интересно... очень интересно.