Портрет с девятью неизвестными
Шрифт:
Кукла, которая до этого стояла на месте, резко подалась вперёд. Её руки начали удлиняться. Фарфоровые пальцы вытягивались, их пропорции становились неестественными. Сгибы на запястьях хрустели, как сухие ветви, и звук заставлял Софи зажмуриться.
– Уходи! – закричала она, но её голос был полон отчаяния, а слова утонули в гулком звуке, раздавшемся от шкатулки.
Кукла прыгнула вперёд. На этот раз её движения напоминали рывок хищника, готового схватить добычу. Софи инстинктивно отшатнулась, ударившись спиной о стену. Она с ужасом смотрела, как кукла сходит
– Нет… этого не может быть, – снова прошептала она срывающимся голосом.
Кукла вдруг резко наклонила голову, изучая Софи. Затем её руки, теперь размером с человеческие, потянулись к ней. На их концах блестели острые, почти металлические пальцы, которые тянулись, желая обвиться вокруг её шеи. Софи попыталась уклониться, но было уже поздно.
Кукла в один миг преодолела расстояние между ними. Её пальцы, холодные, как лёд, сомкнулись на горле Софи с пугающе реальной силой. Она захрипела, её руки рефлекторно потянулись к чужим пальцам, пытаясь оттолкнуть их, но хватка была неумолимой.
Глаза куклы продолжали светиться, но выражение оставалось пустым. В этом безразличии было что-то ужасающие знакомое, словно оно отражало внутренние страхи Софи. Она уже не могла дышать, но кукла не отпускала. Шкатулка за её спиной всё ещё играла тихий, искажённый мотив, который теперь звучал зловещим аккомпанементом к её мучениям.
Механические пальцы куклы сжимались всё сильнее, её хватка становилась неумолимой, как стальные тиски, которые будто бы росли в силе с каждым мгновением. Софи отчаянно цеплялась за её холодные, искусственно гладкие суставы, но фарфоровая поверхность была скользкой, а силы уходили слишком быстро.
Её прерывистое и рваное дыхание постепенно угасало. С каждым вдохом воздух становился всё более недоступным, словно сам мир пытался стереть её присутствие. Лёгкие пылали огнём от нехватки кислорода, а горло сдавливало не только механическое усилие куклы, но и невидимая сила, исходящая от шкатулки.
Мир вокруг неё начал вращаться, растворяясь в хаосе расплывчатых теней и оглушающих звуков. Каждая тень в комнате казалась живой, издевающейся над её попытками бороться. Пространство становилось зыбким, границы между реальностью и чем-то чуждым стирались.
Музыка из шкатулки, внезапно прерванная на мгновение, снова ожила, но теперь её резкие ноты будто кричали. Мелодия превратилась в мучительный визг, который пробивался прямо в сознание. Казалось, что она создавалась не для удовольствия, а для того, чтобы разорвать нервы своей жертвы. Этот оглушающий звук поглощал последние остатки разума Софи, заполняя её голову какофонией боли и ужаса.
Глаза куклы, сверкающие неестественным мёртвым светом, впились в лицо Софи. В этом взгляде не было ни малейшего намёка на жизнь, лишь пустота и холод, от которых мороз пробегал по коже. Её голова дёрнулась с резким металлическим скрежетом, как у сломанного механизма, и этот звук, казалось, прокатился по комнате, ударяя по каждой клетке тела
Фарфоровые пальцы сжались ещё сильнее, и Софи поняла, что её тело больше не подчиняется ей. Она снова пыталась вдохнуть, но воздух не доходил до лёгких. В ушах зазвенело, и этот звук заглушал всё вокруг. Руки ослабли, и она уже не могла сопротивляться – её силы были полностью исчерпаны. Слёзы потекли по её щекам, но это были не слёзы осознания, а лишь инстинктивная реакция тела, уже наполовину перешедшего в небытие.
Кукла, ведомая невидимым дирижёром, продолжала душить её с неумолимой силой. Софи почувствовала, как её зрение начинает меркнуть, но перед тем, как всё исчезло, она увидела своё отражение в глазах куклы. Это был не её взгляд, а что-то чуждое, как будто сама шкатулка смотрела на неё через эту механическую оболочку.
Когда её глаза стали остекленевшими и безжизненными, кукла внезапно отпустила её. Её механические руки разжались с неестественной плавностью, позволив телу Софи сползти вниз по стене. Оно рухнуло на пол с глухим звуком, словно лишённое веса, но наполненное тяжестью случившегося.
Шкатулка за её спиной внезапно смолкла. В этот момент в комнате возникла звенящая тишина. Кукла, так ожесточённо сражавшаяся за свою жертву, медленно вернулась на своё место. Её движения снова стали плавными, почти изящными, но в этой грации было нечто ужасающе холодное.
Она села на платформу внутри шкатулки, и её голова слегка наклонилась в прощальном жесте. Глаза, недавно сиявшие ледяным светом, потускнели, став мёртвыми и пустыми. Теперь кукла выглядела как обычная антикварная игрушка, безобидная и безжизненная.
Комната окуталась зловещей тишиной. Лунный свет скользил по неподвижному телу Софи, придавая ему странную хрупкость. Её лицо застыло с выражением страха, который она испытала в последние мгновения своей жизни.
На следующее утро в гостиной «Ля Вертиж» гости ели молча, избегая смотреть друг на друга.
– Где Софи? – неожиданно забеспокоилась Катрин.
Гости переглянулись, но никто не ответил. Пьер, стоявший неподалёку, нахмурился.
– Может, она ещё спит, – предположил Филипп, но в его словах не было уверенности.
– Это на неё не похоже, – тихо добавила Жанна, глядя на Пьера.
Тот решительно встал.
– Я проверю, – сказал он, направляясь к лестнице.
Его шаги звучали гулко и каждое движение давалось с усилием. Добравшись до двери комнаты Софи, он постучал. Ответа не было.
– Софи? – позвал он более жёстко, чем того хотел.
Тишина за дверью только усиливала тревогу. Он постучал снова, сильнее, но в ответ вновь услышал лишь тишину. С сомнением он потянулся за ключом, который всегда носил с собой, и осторожно открыл дверь.
В комнате всё было неподвижно. Лунный свет, который ночью освещал её, сменился серым утренним светом, придающим интерьеру мрачный оттенок. На полу, у стены, лежало тело Софи. Её лицо, застывшее с выражением ужаса, казалось ещё более хрупким в этом свете.