Поскольку я живу
Шрифт:
– Голову пеплом я посыпать не буду, не надейся, - сказала Полина вместо приветствия.
– Так уж и быть, не посыпай, - прорычали на другом конце. – Но дверь ты открыть можешь? Ты дома?
– Чего?
Вместо ответа снова зазвучал звонок в дверь. Уверенный и четкий. Как Штофель.
Его она и увидела перед собой, когда открыла.
– Каким ветром? – поинтересовалась Полина с усмешкой. Стас умел появляться неожиданно – или присутствовать всегда. Он стоял перед ней без багажа, заметно небритый, но выглядел, как и обычно, – будто бы пришел из соседней квартиры, а не пересекал Атлантику, где должен был сейчас находиться вместе с Лёнькой. К слову, Лёньки при нем не наблюдалось.
– Возможно, я
Полина отошла в сторону, пропуская его в квартиру.
– И зачем тебя принес авиадвигатель?
– У меня не получалось тебя предупредить, потому что ты не отвечала на звонки. Прости, я пытался. Нам надо поговорить.
– С твоей точки зрения, нам все время надо разговаривать. Лёнька где?
– Остался в Нью-Йорке с няней.
Стас по-хозяйски прошел на кухню. Осмотрелся. Очевидным было то, что и другие комнаты он тоже с удовольствием бы посетил, но пока решил погодить. Сел за стол. Сложил домиком ладони.
– У тебя кофе пахнет. Можно? Я до черта спать хочу.
– Конечно, можно, - Полина принялась готовить, а после, поставив перед ним горячую, дымящуюся чашку – как он любил – присела перед ним за стол и спросила: - Что такого важного заставило тебя примчаться?
– У большинства моих самых идиотских поступков одна причина. Полька зовут. Ходячая проблема, которую я сдуру подобрал уж не помню где. Киев, кстати, увешен твоим кукольным личиком.
– Сам ты кукла! – буркнула она. – Еще и со склерозом.
Штофель усмехнулся. Отпил кофе, поморщился. Если присмотреться к нему сейчас, не в полумраке прихожей, а на ее освещенной солнцем кухне – он и впрямь казался уставшим. И даже, пожалуй, теперь уже тянул на свой возраст.
Не глядя на нее, Стас встал, сунул руки в карманы, оставив в покое свое кофепитие. И дошел до окна.
– Когда я покупал тебе эту квартиру, я не знал, что ты сюда от меня будешь сбегать, а не просто временами работать, - сказал он. – Но вид хороший. Мне еще тогда понравился.
– Мне тоже нравится, - согласилась Полина и спросила с нарастающим беспокойством: – Стас! Что случилось? Ведь что-то же случилось?
– Мы с Лёнькой периодически зависаем на Ю-тубе, - после недолгой паузы, заговорил Штофель. – Он смотрит видосы с мамой, а я рядом сижу, работаю. Позавчера клип смотрели. С твоим бывшим и тобой, - он порывисто обернулся к ней, но всего на мгновение, будто бы желая скрыть свою растерянность, после чего снова вернулся к изучению вида из окна. – Я пытался понять, что это значит, а ты трубку не брала.
Полина в ответ нервно рассмеялась, отхлебнула кофе и проговорила:
– Что ж вам всем так неймется! А с тобой мы вообще в разводе. И я могу сниматься в клипах, с кем захочу.
– Как он к тебе относится? – продолжал гнуть свое Штофель.
– Кто?!
– Иван Мирошниченко. Как он к тебе относится?
– Хорошо, - сказала Полина и посмотрела на Стаса с подозрением. – А что?
– Хорошо! – повторил он за ней. И снова вернулся к столу, притягивая к себе чашку. По всему видно было, что не решается произнести вслух что-то, что так и рвется из него. Потом шумно выдохнул, поднял глаза и спросил: - Тебе так ничего и не сказали?
– Не говори, пожалуйста, загадками.
– Ладно, - Штофель откинулся на спинку стула. Дал себе несколько секунд на передышку и занырнул: - Я не могу быть в этом уверен на сто процентов, потому что не проверял. Но у меня есть все основания полагать, что ты – дочь Дмитрия Ивановича Мирошниченко.
Сказал, и замер на месте, готовясь в любой момент подскочить к ней и внимательно наблюдая за ее реакцией.
Полина вздрогнула и, не моргая, уставилась на Штофеля. Привычный
– Это потрясающе! – судорожно выдохнула она. – Все всё знали, да? Все знали – и все молчали! Тайное общество молчунов! И какая причина была у тебя? Тоже обо мне заботился? Вечный рыцарь!
– То есть, сказали! – удовлетворенно констатировал Стас.
– Это всё, за чем приехал? Можешь уезжать обратно!
– Я приехал, как только узнал, чтобы ты не натворила глупостей!
– Да вся моя жизнь – одна большая глупость! – выкрикнула Полина. – С самого рождения, оказывается!
– Перестань! Это, во-первых, не было моей тайной. Во-вторых, я очень долгое время сам не был уверен. Согласись, абсурд – воображать, как моя любимая женщина спала с собственным братом. А в-третьих, у меня и сейчас нет доказательств. Поэтому, если ты меня выслушаешь, то поймешь.
– А я вот спала, представляешь! – зло огрызнулась она.
– Ты не знала. И, как я понимаю, он тоже не знал. Ничьей вины нет, кроме твоей, уж прости, маман, которая это проморгала!
– Куда нам до благородства твоего семейства!
Штофель негромко выругался, вскочил с кресла и подошел к кулеру. Набрал воды в стакан и подал Полине.
– Пей и считай до десяти. Потом я попытаюсь тебе объяснить.
– Объясняй! – она сделала глоток и подняла глаза.
– Хорошо, - он снова сел и хрустнул пальцами. – Пять лет назад я не был ни в чем уверен, кроме того, что у Мирошниченко и твоей матери случился роман. И по времени – как раз незадолго до твоего рождения. Вернее, тогда, сразу, я даже этого еще не подсчитал, сделал это позже. Мы уже расстались, я искал информацию об отце Ивана с… прямо скажем, с не самыми благородными целями. Когда выяснилось это дерьмо, мне пришлось отступить, хотя что-то заставило меня насторожиться. Видишь ли, даже в самом страшном сне я себе представить не мог, что сын Дмитрия Мирошниченко – твой брат. Но когда ваши отношения резко прекратились вскоре после того, как я объяснился с твоей матерью… Поля, я бы ни за что не поверил, что он ушел сам и просто так. Я ничего не знал о вас, но я видел его однажды в Затоке, когда прилетел из Штатов. Я думал, он меня грохнет, - Штофель открыто улыбнулся. Сейчас говорить было невероятно трудно. И он был бы счастлив, если бы ему вообще не пришлось никогда этого говорить. Но ждущий По?лин взгляд заставил продолжать: - А потом ты осталась одна. Почти сразу, понимаешь? Я не верю в такие совпадения.
– Не понимаю, - заговорила Полина медленно и очень тихо, голос ее дрожал от подступавших слез. – Не понимаю и не хочу понимать! Ничего не хочу! Вообще ничего! Не хочу!
– Тише, тише, - Стас встал и подошел к ней. – Давай еще воды, а? Или кофе? Я сварю.
– Да не хочу я ничего!
Он присел и взял ее ладонь. Крепко и надежно. Как всегда. Голос его тоже все еще оставался таким же. Несокрушимым. Необоримым.
– Я знаю, драгоценный мой министр культуры. Помнишь, ты мне тогда позвонила поздно ночью. Я, идиот, решил, что вот он, шанс, которого я дождался. А по факту – просто воспользовался ситуацией, когда ты была не в норме. Не очень честно, но правда. Мы никогда не заговаривали с тобой о твоем прошлом, но я достаточно был осведомлен. Мозаика постепенно складывалась. Дата твоего рождения и примерное время отношений твоих родителей. Поведение твоей матери в ту нашу встречу. Вы с Мирошниченко внешне похожи… Когда-нибудь присмотрись. Глаза – один в один. Так что, я не особенно мучился угрызениями совести, что дал совершить тебе глупость и выйти за меня замуж. Я хотел тебя защитить, мне казалось, что у меня получится. И только понять никак не мог, сказали тебе или нет. Если сказали, то как ты живешь?