Послания Ивана Грозного
Шрифт:
«всю Италию» (католическую Европу). Войне против «Московита»
Баторий сумел придать вид почти общеевропейского (по крайней мере,
общекатолического) крестового похода. Бесчисленные авторы «летучих
листков» начали прославлять польского короля; на рождество 1579 г. папа
прислал ему освященные эмблемы - шлем и меч. Армия Батория и впрямь
была собрана по всей Европе: основу ее составляли профессиональные
воины - немецкие, венгерские и другие наемные
войска были измотаны двадцатилетней войной. Это быстро оказало свое
действие. В Западной Руси были потеряны Полоцк, Сокол и Великие Луки;
в Ливонии русские войска оставили Двински Венден (Кесь). За какие-
нибудь два года были потеряны завоевания многих лет.
В этой-то трагической обстановке и было написано послание царя
Баторию - последнее из помещенных в настоящем издании посланий.
«Божья судьба» отвернулась от Грозного,- насмешливые слова: «кто бьет -
тот лутче, а ково бьют, да вяжут - тот хуже», можно было теперь
адресовать к нему самому. Мы сделали бы, однако, очень большую
ошибку, если бы предположили, что царь, увидевший волю провидения в
своих победах 1577 г., перед лицом неудач 1578 - 1581 гг. должен был
обнаружить фаталистическую покорность судьбе. Учение о
предопределении у Грозного, как и у «торговых мужиков» XVI в. ( Ср.: Г.
В. Плеханов. К вопросу о роли личности в истории. М., 1941, стр. 5, 6, 8
(прим.). ), никак не означало отказа от практической деятельности и
безмолвной покорности «Божьему смотрению». Наоборот, неуклонная вера
в «милость» к нему «благоутробия божия» (и, следовательно, в конечный
успех своих поступков) побуждала царя к самой энергической
489
деятельности: «поразительная уверенность в себе» ( P. Pierling. La Russie et
le Saint-Siege, t.II, 1897, р. 69), которую с удивлением замечают историки в
его послании Баторию, имела своей основой не только надежду на «силу
животворящего креста», но и вполне реальные дипломатические планы.
В чем эти планы заключались, мы можем догадаться уже из текста
послания. Одна тема настойчиво проходит через весь текст обширной
грамоты царя польскому королю: обвинения Батория во вражде
«христианству» и пособничестве «бесерменству» (мусульманству). Как это
часто бывает у Грозного, обвинение это сперва возникает исподволь; в
начале послания царь вскользь замечает, что нарушать «крестное
целование»
то прибавляет: «а и в бесерменских государствах тово неведетца».. Далее,
по мере того как могучий темперамент автора начинает брать верх над
желанием быть «смиренным», тема эта начинает звучать все яснее: «А что
ты присягал на том, что тебе давно зашлых мест отъискивати...ино то для
неповинного кровопролитства хрестиянского уделано з бесерменского
обычая, и тот твой мир знатен: ничого иного не хочеш, толко бы хре-
стиянство истребити». И, наконец, уже прямо: «Ино то знатьно, что ты
делает, предаваючи хрестиянство бесерменом! А как утомиш обе земли -
Рускую и Литовскую, так все то за бесермены будеть. И ты хрестиянин
именуешсе, Хрыстово имя на языце обносиш, а хрестьянству
испровержения желаеш».
Враждебность к «бесерменству» - новая тема в творчестве Грозного;
если мы обратимся к истории его внешней политики в предшествующие
годы, то вспомним, что враги царя обвиняли его как раз в
противоположном грехе: в нежелании воевать с «бесерменами». Но мы
вспомним также, что мысль о столкновении «Московии» с мусульманским
миром уже многократно выдвигалась в XVI в. и что такое столкновение
было постоянным предметом мечтаний и домогательств габсбургско-
католической дипломатии. Эта тенденция Габсбургов особенно ярко
обнаруживалась во время польского бескоролевья: стоило Грозному
проявить хотя бы некоторую склонность к вражде с Крымом и Турцией, и
он уже превращался на страницах германской печати из «ужасного
Московита» в «дружественного государя». Когда же трансильванский
князь Стефан Баторий, поддержанный султаном, опередил Габсбургов в
борьбе за польскую корону, именно габсбургская дипломатия стала
убеждать царя, что Стефан - ставленник султана и опирается на «силу
Турского». Следует заметить, что Грозный (которому об этом самолично
писал император Максимилиан II) первоначально отнесся к этому
обвинению с поразительным равнодушием: в 1578 г. он даже сам, между
прочим, заметил послам Батория, что следует чтить и «бесерменских
государей» ( Цит. выше рукопись ГПБ (Q. IV. 33, л. 61). ). И если теперь,
когда недавние враги Батория готовы были забыть о прежних грехах
490
польского короля и признать его католическим крестоносцем, Грозный
счел нужным возобновить эти обвинения, то дело было, конечно, не в