После развода. Срока давности нет
Шрифт:
В конце концов, он потер глаза и набрал сына.
Тот ответил довольно скоро:
– Да, отец.
Богдан медленно выдохнул и спросил:
– Чем занят?
– Ничем особенным, — голос у Владимира был слегка усталый, но интонации неожиданно жесткие. – Вечером собираюсь навестить мать.
– Навестить мать? – протянул Богдан.
– Да, я договорился.
– Угу, это хорошо. Постарайся наладить с ней отношения. Потом расскажешь, как прошло.
– Хорошо, я понял.
– И еще.
Но
– Ты с кем-то говоришь?
– К чему сейчас эти вопросы, папа? — спросил сын, но все же сказал, пусть и не очень охотно: — Да, у меня Никита в машине. Он собирается начать работать, мы как раз обсуждали это.
Богдан считал, что избалованного Ярцевского отпрыска давно уже следовало приложить мордой об стол. Но вслух проговорил:
– Это правильно. Уже решил, куда пойдет?
– Пока нет, но мысли есть.
– Пусть обратится от моего имени к Самохину Владиславу Всеволодовичу.
Это тоже вышло кстати, ему ничего не стоит, а Ярцев будет обязан ему еще больше. Сейчас нужно было просчитывать все.
– Ладно, свяжись со мной после, когда от матери вернешься, — напомнил он сыну.
Потом подумал и все-таки добавил напоследок:
– Возможно, придется пересмотреть кое-что по активам фирмы. Но об этом позже.
Все, он узнал что хотел. Разговор можно было сворачивать.
Богдан прошел в гостиную, а там маленькая дочка устроила бардак, кругом игрушки, некуда ступить. Увидела его, тут же повисла на ноге:
– Папа, поиграешь со мной?
Он погладил дочь по головке и сказал:
– Обязательно, но позже, у папы сейчас много дел.
Сухо кивнул няне и прошел в спальню к Вике. А там еще хуже. Полный разгром, вещи везде, все разбросано как попало. Он поморщился, глядя на дикий беспорядок, и сказал Вике:
– Можешь не торопиться. Мы задержимся немного.
– Задержимся? — у нее мелькнул страх в глазах, однако она кивнула.
– И прибери здесь, а то негде, бл***, присесть, — он показал жестом на заваленную кровать и вышел.
Теперь он ждал вечера, чтобы узнать у сына, как все пройдет.
***
После разговора с сестрой Марина поехала домой. Раздрая в душе было не меньше, и все же она немного успокоилась. По дороге зашла в несколько магазинов, купила еды. Хотела приготовить что-то вкусное, все-таки сына в гости ждет.
На самом деле, просто хотела отвлечься.
Около восьми вечера позвонил Вовка:
– Мама, я подъехал. Откроешь?
У нее внезапно заколотилась сердце, но она спокойно проговорила:
– Да, конечно, — и продиктовала ему код от домофона.
Через минуту лифт пошел.
Одновременно с этим послышался тихий щелчок, с которым закрылась межкомнатная дверь. Даша ушла к себе.
Марина
Сейчас она только оглянулась в сторону гостиной, нервно вытерла чистым полотенцем руки и пошла к входной двери. Звонок раздался, как раз когда она вышла в прихожую. И ведь ждала, была морально готова, а все равно вздрогнула.
Отперла дверь и натянула на лицо нейтральную улыбку.
Сын Вовка стоял на пороге.
Да какой он Вовка? Это уже Владимир. Рослый мужик, прикинутый и упакованный. Слегка небритый, крепкий, развитый. Сила из него так хлещет. Когда он уехал в неполные восемнадцать, был еще дрищем. Вырос без нее.
Всего секунду длилась неловкая пауза.
– Здравствуй, мама, — проговорил он наконец и протянул ей цветы и коробку дорогих конфет.
– Спасибо, — Марина отмерла, улыбнулась чуть шире. – Проходи.
Он кивнул и шагнул в ее дом, огляделся молча.
Неловкость никуда не исчезла, она так и осталась висеть плотным облаком. Но Марина уже направилась в сторону кухни, нужно было поставить в воду махровые белые тюльпаны, что он принес. А ему показала в сторону гостиной и спросила не оборачиваясь:
– Как добрался?
– Хорошо. Город пустой, выходные.
– Да, — ответила она из кухни.
– Представляю, какие будут пробки, когда выходные закончатся.
Хороший нейтральный разговор, с таким же успехом можно было говорить о погоде. Зато есть видимость общения и пауза заполнена. Неожиданно осознать, что ей с сыном после стольких лет, в общем-то, и поговорить не о чем. А о чем еще? Упреки? Да ну. Марина не собиралась ворошить прошлое. Что было то было. Ушло.
– Как у тебя дела? – спросила, вернувшись с вазой и открытой коробкой конфет.
Владимир устроился на диване, кивнул:
– Хорошо.
– Чем намерен заниматься?
Она накрывала на стол, выставляла приборы, еду, эти хлопоты были кстати. Не нужно смотреть друг другу в глаза.
– Мама…
И тишина. Вдруг такая ощутимая, вязкая и острая одновременно. Как клейкая нить, дернувшая ее в прошлое.
Она взглянула на него, а Вова, видимо, хотел сказать что-то, но в последний момент передумал и отвел взгляд. Показал на ее портрет, висевший на стене, тот самый, на котором она была изображена со спины вполоборота, и прокашлялся:
– Это… интересная работа. Необычно.
– Да, — Марина улыбнулась искренне. – Это работа Прохора Лядова, одного известного художника.