Последнее дело "Валетов"
Шрифт:
— Всё? — спросил Алексей.
— Всё.
— Сможешь ты дом найти?
— Нет.
— Тогда иди. Нам с Никанором Мартемьяновичем потолковать надо… Да, чуть не забыл. Ты зачем в «Мясницкие меблированные номера» ходил? К купцу одному.
— К Ивану Васильевичу Щебневу? Так он у меня Эммина-Варвара торговал.
— Сколько давал?
— Мену предложил — на двух жеребцов от какого-то Непобедимиго-Молодца.
— Не понравились?
— Я и смотреть не стал. Зачем они мне? У меня собственного завода нет.
— Понятно.
— Высокая брюнетка. Сдобная, — глаза Женьки масляно заблестели. — На мой вкус, аппетитная дамочка. Право, не отказался бы.
— Вон отсюда! — замахнувшись, рявкнул Борисовский — старший. Когда племянник выскочил из кабинета, спросил. — Порадуйте чем или нет?
— Попробуем. Для начала ушлите своего «облома» куда-нибудь подальше.
— Я его на фабрику в Переславль отправлю.
— Вот и замечательно. Если вам начнут угрожать — тяните время и разыщите меня.
— Благодарствую. Сколько с меня причитается?
— Во сколько вы оцениваете Эммина-Варвара?
— В десять тысяч.
— Это вы конечно загнули, ну да бог с вами. После возвращения жеребца, вы платите мне тысячу рублей.
Борисовский крякнул.
— Ещё тысячу за то, что ваш «облом» не пойдёт под суд. Это тоже позже. А сейчас позвольте получить с вас пятьсот рублей на расходы связанные с проведением розыска.
Купец достал бумажник.
Лавровский собирался побывать сегодня в Московском окружном суде. Большой интерес представляла для него встреча с судебным следователем 8го участка Кейзером. Ведь. С одной стороны этот человек ведёт предварительное следствие о мошеннической торговле рысаками, а с другой, если верить Лансиньяку, — сам к ней причастен. Но после разговоров с Птичкой и Борисовскими планы его изменились. Грачёвка сейчас важнее.
Грачёвка — местность между Цветным бульваром и Сретенкой — одно из самых нехороших мест Москвы, пожалуй, ещё похлеще, чем Хитровка и Хипиловка. Как недавно написал один из фельетонистов, обличающий пороки современного общества, «здесь даже до наступления вечерней темноты идёт и в будни и в праздники грязный и откровенный разгул». В Большом и Малом Колосовом, Соболевом, Мясном, Сумниковом и других переулках давно и прочно обосновались публичные дома. От самых роскошных, ночь в которых обходится клиенту не менее десяти рублей, до простеньких, где любого желающего готовы по-быстрому обслужить за тридцать — пятьдесят копеек.
Борделей около сотни. Разумеется, речь идёт только о работающих с дозволения властей, а сколько подпольных — бог весть. Питейных заведений ещё больше.
— На каждой сотне шагов полсотни кабаков да пивных, — рассказывал Алексею Пастухов, знакомивший его с «достопримечательностями» Москвы. — Публика там такая собирается, которой даже в ночлежках Хитровки появляться опасно, вмиг полиция заметёт.
Вот в это премилое местечко и вели все следы розыска. Ситников, он же Щёголь, Барон и Шалунок, Самсон и полковница, а теперь ещё и вдова титулярного советника Феона Ивановна, так или иначе, были связаны с Грачёвкой.
Находилась Грачёвка на территории 2-го участка Сретенской части. Вот туда Алексей и отправился.
На доверительный разговор с участковым приставом
— Чем обязан? — спросил Капени. — У нас за минувшие сутки ничего интересного для вас не случилось — ни убийств, ни пожаров. Даже грабежей не было.
— Да я к вам по личному делу, — Алексей постарался придать лицу как можно более смущённое выражение. — Можно сказать, по интимному.
— Излагайте. Посодействую. Если это не противозаконно.
Готовность помочь имела под собой причину. Прошлой зимой за пьяный дебош в участок доставили репортёра «Русских ведомостей» Серёжку Емильянцева. Пристав, не смотря на все уговоры, составил протокол и отправил его к мировому судье. А через месяц Емельянцев так отчихвостил его в газете за несвоевременный вывоз нечистот и снега со Сретинки, что обер-полицмейстер в своём приказе объявил замечание за упущения по службе. С тех пор Капени старался с репортёрами жить мирно, в мелких просьбах не отказывал.
— Был я вчера в цирке Саламанского. Познакомился там с женщиной… Нет, нет, не из «тех» дам — приличная, вдова титулярного советника.
— Хороша? — подмигнул Капени.
— Не то слово, — Алексей припомнил, как описывает всех своих пассий его друг наездник Павел Чернов. Даже языком цокнул. — Не женщина, халва, рахат-лукум… Зовут Феона Ивановна. Живет не далеко от Цветного бульвара. Мне бы её точный адрес узнать.
— Фамилию знаете?
— Нет.
— Н-да… Это несколько усложняет дело. Надо списки всех прописанных просматривать. Точно у нас во 2-м участке живёт? А не с другой стороны Цветного бульвара, в 1-м?
— Точно. Знаю даже, что на втором этаже доходного дома.
— Ладно. Сейчас распоряжусь, найдём вашу вдовушку.
Но распорядиться не успел. Вошёл, вернее, влетел, какой-то молодой полицейский чиновник:
— Ваше благородие, срочная телеграмма из сыскного. У них появился подозреваемый в ночной краже на выставке. Полковник Муравьёв требует.
Капени выразительно погрозил ему кулаком, указав взглядом на репортёра. Прочитал телеграмму.
— Немедленно вызвать в участок всех околоточных, и позови моих помощников, — велел он. А когда чиновник умчался исполнять приказ, сказал Алексею. — Извините, но вашей просьбой завтра займусь, сейчас не до того. Вы, конечно, о крупной краже на Всероссийской выставке уже знаете?
Лавровский кивнул. Не сознаваться же в том, что почти в двенадцать дня лучший репортёр «Московского листка» не знает о серьёзнейшем происшествии случившимся ещё ночью.
— Похоже, сыщики что-то разнюхали. Будем проверять гостиницы.
— Можно узнать подробности?
— Не обессудьте, но не имею права.
Алексей выбежал из участка, вскочил в первую попавшуюся пролётку. Не торгуясь, велел:
— Гони на Ходынское поле, на выставку.
Глава 20. НЕОЖИДАННЫЙ ПОМОЩНИК