Последнее лето
Шрифт:
ни помехи, ни грозовые разряды - ничего на них не действует!
Позабавившись про себя, - видно, расписал его Быков, если девушка даже имя его запомнила!
– Тарас Константинович шутливо замахал руками.
– Уговорили, уговорили! А работать-то все-таки - пойдете?
– Мама в сентябре приедет...
– Девушка прижала к пылающим щекам ладони, испуганно покосилась на дверь.
– Только Николаю Дмитричу ничего не говорите:
убьет он меня!
– Не убьет. Нас трое - руки обломает,
– Тарас Константинович довольно засмеялся и уже другим, деловитым тоном осведомился: - У вас какая ставка?
– Сто тридцать.
– Ну, сто тридцать я, пожалуй, не смогу. А рублей сто - сто десять...
– Да это не важно!
– горячо запротестовала Ольга.
– Почему не важно? И это будет важно.
– Тарас Константинович поднялся.
– Значит, договорились и пока, значит, молчок. Так?
Полная смущения, с благодарно сияющими глазами, девушка кивнула.
– Ну и отлично. Заключим, так сказать, двойственный союз честным рукопожатием.
– Тарас Константинович бережно пожал Ольге руку и уже в дверях вспомнил: - За Андрея Семеновича не тревожьтесь. У него сейчас работенки - по маковку.
– Он мне говорил.
– Девушка снова смущенно зарумянилась.
– Вчера был.
Теперь настала очередь удивляться Тарасу Константиновичу.
– Это когда ж он успел?
– Да чуть ли не светать начало.
– Ольга счастливо засмеялась.
– Я с подружкой живу - так перепугал нас.
Выскочили, думали - случилось что. А это - он. Приехал, говорит, сказать, что занят очень. Тут же и умчался.
– Силен!
– Тарас Константинович одобрительно качнул головой и заговорщически подмигнул: - Председателю, если спросит, скажете - срочно, мол, вызвали.
Негоже к знакомому человеку с кукишем в кармане являться.
Из конторы он вышел с эдаким плутовским выражением на лице, легко вскочил в машину.
– По домам, Петро! Погостевали, хватит. По домам, по морям. Знаешь такую песню?
По морям, морям, морям - Нынче здесь, а завтра там.
– Знаю, что ее никто не поет, - ухмыльнулся Петр, поворачивая на людную магистраль.
– Никто не поет, а я вот пою.
– То-то и странно. Час назад рычали на меня. А теперь поете.
– Прямо уж рычал?
– засмеялся Тарас Константинович.
– А то!
– Виноват тогда, прости. У тебя выговор есть?
Бог миловал. А вам что - вкатили?
– Догадался. Третий по счету.
– Ну, так вам и надо.
– Это с какой же стати?
– притворно возмутился директор.
– У вас зарплата втрое больше, чем у меня, - рассудил Петр.
– А за что, если не секрет?
– За то, что не погноили яблок. А отдали их людям.
– Да ведь дурость же это!
– Петр возмутился, нажал на газ.
– По башке бы за
– Конечно, дурость. Не кипятись, а то собьешь еще кого - тогда самому по башке дадут.
– Больно вы что-то веселый - после выговора-то?
– А я после выговора дельце одно стоящее провернул!
– довольно засмеялся Тарас Константинович.
Домой он прибыл в самом добром расположении духа, еще не зная, что начавшийся с неприятностей день ими же и кончится.
Он в одиночестве ужинал, когда пришел Забнев - усталый, с черными от пыли крыльями носа и весь какой-то взъерошенный.
– Подсаживайся, Александр Федорович, - кивнул хозяин на разложенную на газете городскую колбасу, сайку и булькающий на электроплитке чайник.
– Тарас Константинович, я Игонькина выгнал.
– Забнев тяжело плюхнулся на стул.
– Подонок!
– Что?
– Тарас Константинович понимал, что главный агроном не имел права поступить так - это означало прямую подмену директора, превышение своих полномочий, но уже знал, чувствовал одновременно с холодком, коснувшимся щеки, что Забнев так именно и сделал.
– Как выгнал?
– Обыкновенно. Сказал, чтоб утром на работу не выходил. И послал еще если быть точным!
– Да рассказывай ты, что ли! Что стряслось?
– А ничего особенного. Приехал после обеда - его нет нигде. А на Горкином поле комбайн стоит - перегонять надо. Счетовод юлит, не знает, мол, ничего. У бабенок выпытал: старые дружки из района нагрянули - в "Красный пахарь" на стерлядь и махнули...
Не прерывая рассказа, Забнев машинально очнстил кусок колбасы и так же машинально, вряд ли заметив, прожевал его.
– Не поленился - съездил. Точно - тепленькие сидят. Ну, я и не сдержался - объявил! Видали бы, как ощерился. "Смотрите, говорит, зубы не обломайте, не для вас я орешек..."
– Ты с чаем давай, - засопев, посоветовал Тарас Константинович. Уязвленное директорское самолюбие его так и не взыграло, и грозно хмурился он только для того, чтобы скрыть и одобрение и восхищение. Вот что значит моложе чуть не на тридцать лет: директор тянул, осторожничал, а этот взял и рубанул!
– Молодец! Пиши докладную, с утра завтра - приказ. Хватит!
В прищуренных глазах Забнева запрыгали покаянные и лукавые бесенята.
– А район как же?
– Поставим перед фактом. Семь бед - один ответ!
– Тарас Константинович налил в стакан чай, с веселой хитринкой посмотрел на главного агронома: Слушай, Федорыч, а ты знаешь, что такое "РСВ"?
11
Быков зачем-то проверил, плотно ли прикрыта дверь, и только после этого подошел к столу.
– Тарас Константинович, вы получили приказ из треста?
– Какой приказ?
– сделав непонимающий вид, спросил директор.