Последние флибустьеры

Сальгари Эмилио

— Блондинистый мужчина, конечно, не может быть дьяволом, потому что он был слишком хорошим католиком, — ответил офицер, казавшийся озабоченным.

— Давайте осушим еще несколько бокалов, а потом приступим к тщательному осмотру моего дома. О!.. Подождите!.. У меня в погребке есть бутылка двадцатипятилетней выдержки. Да еще четырнадцать дней. Я даю такую точную дату, потому что сегодня держал эту бутылку в руках. Хотите попробовать это вино, сеньор офицер?

— Подавайте эту старую бутылку, — ответил командир дозора. — У нас еще будет

время осмотреть ваш дом.

— Панчита, лампу! — крикнул гасконец. — И подай мою драгинассу, потому как вся эта история с пропадающими людьми немножко попортила мне кровь.

Он взял и лампу, и шпагу, тогда как офицер, воспользовавшись его отсутствием, принялся строить глазки прекрасной трактирщице. Дон Баррехо спустился по лестнице в глубокий и очень просторный погреб, занятый разными бочками и бочонками. Но, проходя за стойкой, хитрец прихватил с собой кучку скатертей. Едва он добрался до последней ступеньки, как к нему подошли Буттафуоко и Мендоса.

— Что там?.. — в один голос спросили оба авантюриста.

— Плохо, друзья. За этим Пфиффером наблюдали, и дозорные пришли узнать у меня, что с ним произошло.

— Надо, чтобы он исчез, — сказал Мендоса.

— Утопить его в бочке с хересом?

— Там, по меньшей мере, его не станут искать.

— Я придумал кое-что получше, — сказал гасконец.

— Что же?

— Хочу предложить вам нарядиться привидениями.

— Ты спятил, дон Баррехо?

— Говорю вам: если нам не удастся запугать этих полицейских, дела наши будут очень плохими, потому как они намерены провести тщательный обыск всего дома, включая погреб, чтобы отыскать этого проклятого Пфиффера.

— Что мы должны делать? — спросил Мендоса, которому понравилась идея стать пугалом.

— Я принес вам скатерти. Вы их накинете, когда офицер с алебардщиками спустятся сюда. В дальнем углу погреба валяется всякое старье; найдутся там и цепи. Изобразите призраков или чертей — увидите, что будет с дозором!

— Идешь наверх? — спросил Мендоса.

— Мне надо принести еще пару бутылок; они совсем закружат головы этим храбрецам. Через четверть часа начинайте шуметь. Я отвечаю за все.

— А если эти полицейские вовсе не верят в привидения? — спросил Буттафуоко.

— Tonnerre!.. Тогда нам придется сразиться с ними, и ни один из них не выберется из погреба живым, — ответил гасконец. — Свет я вам оставлю, но рекомендую погасить лампу, как только вы хорошо спрячете за бочками этого пьяного Пфиффера.

После своей короткой речи храбрый трактирщик занялся осмотром своей библиотеки, состоявшей из первоклассных бутылок (по крайней мере, он так утверждал), выбрал из них две штуки, показавшиеся ему наиболее почтенными, и поднялся по лестнице, забрав с собой шпагу.

Офицер в это время гладил подбородок прекрасной кастильянки. Дон Баррехо притворился, что ничего не видит, и направился к столу, пыхтя как тюлень.

— Пепито! — вскрикнула Панчита,

притворившись испуганной. — Что с тобой?

— Не знаю, — ответил гасконец, ставя на стол две бутылки, — но после появления этого белобрысого человека в черном и после его таинственного исчезновения здесь кое-что произошло, и это меня глубоко взволновало, женушка.

Солдаты слегка побледнели, что, впрочем, никого бы не удивило в те времена, когда все верили в явления чертей, духов, ведьм и привидений.

— Что такое вы видели? — спросил офицер.

— Возможно, я обманываюсь, но могу поклясться, что заметил в дальнем углу погреба белую фигуру, которая танцевала возле моих бочек.

— Хотите напугать нас, трактирщик?

— Ни в коем случае, сеньор офицер. Разве вы не заметили, какой я бледный?

— А по-моему, вы такой же, как и прежде.

— Нет, просто у меня кожа на лице забронзовела от солнца, не так ли, Панчита?

— Совершенная правда, — ответила кастильянка, которая научилась во всем поддерживать мужа, не вникая в суть дела.

— У меня родилось подозрение, сеньор офицер, — продолжал гасконец, откупоривая бутылки.

— Какое?

— Человек в черном не был добрым христианином и вместо того, чтобы уйти через дверь, он обратился духом и захотел высосать все вино в моем погребе.

— Что за сказки вы нам рассказываете? — возмутился офицер. — Я знал этого сеньора и могу гарантировать, что он — настоящий католик, потому что маркиз де Монтелимар не берет к себе на службу еретиков.

— Маркиз де Монтелимар! — удивился дон Баррехо. — А кто это?

— Да бросьте, трактирщик, — ответил офицер. — У вас нет права знать секреты панамской полиции.

— Ну, тогда выпьем.

Гасконец начал было наполнять бокалы, как вдруг в подземелье послышались неясные шумы, отчего впечатление от них было не меньшим. Казалось, что кто-то колотит молотком по железным полосам, тогда как кто-то другой волочит цепи и еще какой-то хлам.

Офицер, два алебардщика и Панчита вскочили на ноги, а дон Баррехо грохнулся на стул, испустив такой глубокий вздох, что расчувствовались бы даже камни.

— Кто поднял этот шум? — спросил офицер, выдергивая из ножен шпагу.

— Душа человека, которого вы ищете. Уверяю вас, — сказал дон Баррехо. — Я видел ее в погребе.

— Хотите посмеяться над нами, трактирщик?

— Посмеяться!.. А пойдемте посмотрим!.. Нас четверо, все хорошо вооружены, а если понадобится, то и моя жена сможет неплохо поорудовать вертелом.

Гасконец произнес эти слова так серьезно, что произвел немалое впечатление на стражников. Эта история с чертями в погребе и с таинственным исчезновением, совершенно необъяснимым для тех, кто не знал истинный ход событий, начинала им страшно надоедать. Офицер осушил полный бокал старой малаги, немного вскруживший ему голову, потом разгладил усы тыльной стороной руки и с важностью в голосе обратился к алебардщикам: