Последние годы Сталина. Эпоха возрождения
Шрифт:
Дело в том, что вопрос об этой реорганизации в числе 16 других вопросов Президиума ЦК и Совмина решили 5 марта 1953 г., в день смерти Сталина (но когда Сталин был еще жив). На все 16 вопросов у членов Президиума ушло 40 минут. До 5 марта члены Президиума и правительства дежурили у постели Сталина и на Президиум не собирались. Такой вопрос, как реорганизация двух ведомств, не может быть решен мгновенно, за 2,5 минуты, это исключено. Такие вопросы обсуждаются очень долго и заблаговременно…»
И этот ход мыслей неоспорим: председатель Совета министров Сталин 28
Кстати, министр уже ждал такого оборота событий. Судоплатов пишет: «В конце февраля 1953 г., за несколько дней до смерти Сталина, я заметил в поведении Игнатьева нарастающую неуверенность».
Но падение Игнатьева должно было произойти не случайно. Оно определилось решением Сталина о прекращении дела «еврейских врачей», а тогда для курирующего деятельность МГБ и тесно общавшегося с министром Хрущева это влекло за собой непредсказуемые последствия. Знаменательно, что уже 2 марта, в понедельник, газеты прекратили публикации по этой теме.
Пожалуй, наиболее связным свидетельством обстоятельств гибели Вождя является рассказ бывшего помощника коменданта дачи «Кунцевская» Петра Лозгачева. «В ночь на первое марта, — вспоминал он, — я был на даче — дежурил… Орлов, комендант дачи, только что пришел из отпуска и был выходной… В ту ночь на объекте должны были быть гости — так Хозяин называл членов Политбюро, которые к нему приезжали.
Как обычно, когда гости к Хозяину приезжали, мы вырабатывали с ним меню. В ночь с 28 февраля на первое марта у нас было меню: виноградный сок «Маджари»… Это было виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость. Что касается фруктов, то они стояли в вазе на столе».
Подчеркнем сложившуюся после войны закономерность, что принципиальные перестановки в Совете министров, как правило, Сталин производил в начале марта. Видимо, это было связано с хронологией и сроками избрания Верховного Совета СССР.
Итак, рабочее совещание у Сталина завершилось под утро, и все же отъезд посетителей выглядит не «как обычно». С момента завершения встречи начинается цепь странных и необычных для сложившегося уклада жизни Сталина поступков охраны и поведения его окружения.
Почти библейским слогом П. Лозгачев продолжает: «А когда Хозяин гостей провожал, то прикрепленный (полковник охраны. — К.Р.) тоже провожал — двери закрывал за ними. И прикрепленный Хрусталев Иван Васильевич закрывал двери и видел(?! — К. Р.) Хозяина, а тот сказал ему: « Ложитесь-ка вы спать. Мне ничего не надо. И я тоже ложусь. Вы мне сегодня не понадобитесь» (?!). И Хрусталев пришел и радостно говорит: «Ну, ребята, никогда такого распоряжения не было…» И передал нам слова Хозяина…
Здесь Лозгачев прибавил: «И правда, за все время, что я работал, это был единственный раз, когда Хозяин сказал: ложитесь
В рассказе помощника коменданта дачи несомненная странность, и обратим внимание на то, что, кроме полковника Хрусталева, никто из охраны Вождя в момент отъезда посетителей Сталина не видел.
Но умудренный опытом Ю. Мухин вообще отвергает возможность такого оборота дела: «Сталин действительно очень хорошо относился к охране и обслуживающему персоналу. Довольно часто приглашал их к столу, а увидев однажды, что часовой на посту мокнет под дождем, распорядился немедленно построить на этом посту грибок. Сон на посту — это воинское преступление. «Спать…» — такую команду Сталин дать не мог…»
Телохранитель Сталина генерал А.Т. Рыбин тоже подчеркивает, что «подобного распоряжения он никогда не отдавал. Оно удивило Хрусталева необычностью. Хотя настроение у Сталина было бодрым». Однако ни Рыбин, ни сам Лозгачев не свидетельствуют, что это разрешение последовало из уст Сталина. Оно преподносится со слов Хрусталева.
Тогда чье распоряжение о разрешении охране «спать» исходило от начальника смены? «Мы действительно легли спать, чем были очень довольны. Проспали до 10 часов утра», — рассказывает П. Лозгачев.
Неуклюже обойдя щепетильную тему, офицер предусмотрительно подчеркивает: « Что делал Хрусталев с 5 часов до 10 часов утра, мы не знаем. В 10 часов утра (1 марта. — К.Р.) его сменил другой прикрепленный — М. Старостин».
Герой Советского Союза, историк и публицист М.С. Докучаев пишет: «В ночь с 28 февраля на 1 марта Сергей Васильевич Гусаров стоял на посту у входа в главный дом дачи, видел, как выходили примерно в 4.00 часа утра Маленков, Берия и Хрущев. Ему вспомнилось, что Маленков тогда облегченно вздохнул, и все разъехались по домам.
Когда Молотову был задан вопрос: «Могло быть, что они… отравили Сталина, когда выпивали с ним в последний день перед болезнью?» — он прямо ответил: «Могло быть. Берия, Маленков были тесно связаны, Хрущев примкнул к ним и имел свои цели. Он всех перехитрил».
Поражающая скудость официальной информации о последних днях жизни Вождя не могла не вызвать лавину предположений и догадок. По версии А. Авторханова, со ссылкой на неких «старых большевиков», Маленков, Хрущев и Булганин уехали с дачи Сталина довольно рано, но не домой, а в Кремль.
Действительно, если «гости» уехали от Сталина в пятом часу, то почему 1 марта в воскресенье Хрущев приехал домой только почти через два часа? Чем он занимался это время? Сын Хрущева пишет: «В то утро он вернулся домой на дачу часов в семь… Обедать отец не стал, пошел пройтись, наказав: если позвонят оттуда, его надо немедленно позвать».
Конечно, отравить Сталина не составляло особого труда. Яд можно было высыпать в бутылку с минеральной водой или с помощью иглы шприца ввести в фрукты, стоящие «в вазе на столе», о которых, видимо, не случайно, упоминает Лозгачев.