Последний аккорд
Шрифт:
— Они ещё не восстановили связь, но там и правда теперь всё в полном порядке, — сообщила Реджина. — Эмма передала мне записку с Нилом. Ей нелегко пришлось, но она справилась, разобралась с твоими заклинаниями, нашла нужное и победила.
— Я рад.
— Но ты не рассчитывал, что она справится.
— Если бы не рассчитывал, то ей бы не доверился, — веско произнёс Голд. — Я ей дал всё необходимое. Кстати, сам я бы не додумался до этого без Генри.
— Я уже поняла это, — печально улыбнулась Реджина. — И в итоге самым равнодушным и бесполезным человеком оказалась я.
—
— Потому что я бы не выдержала давления?
— Потому что я никому не желаю таких страданий. И тебе в особенности.
— Спасибо, — улыбнулась Реджина и сочувственно сжала его руку.
Больше о Сторибруке они не говорили, и он надеялся, что эта тема исчерпана навсегда.
После этого танца они забавы ради протанцевали ещё один и затем вернулись за общий стол, куда ещё не вернулся Чарльз, и где сидела помрачневшая Белль. Источник её раздражения, Деббора Райт, всё ещё разглагольствовала, утомив насмерть Хелен, Билли и своего любовника. Аллены, разбавлявшие атмосферу своим добрым нравом и исключительным чувством юмора, ушли.
— Мисс Райт, вас искали, — соврал Голд. — Некий мистер Хаусман. Вы его знаете?
— Нет, — нахмурилась Дебби Райт и провела рукой по своим коротким волосам цвета мокрой соломы. — Пойду выясню.
Дебби ушла, а Белль, зная, что он соврал ради неё, благодарно сжала под столом его руку и ногой прижалась к его ноге.
Деббору это заняло на долгое время, за которое успел вернуться Чарльз и, прихватив Реджину, скрыться в неизвестном направлении, Билли и Хелен успели поспорить, несерьёзно поссориться и нежно примириться, Эдвард Мэйн, кажется, успел выспаться, а настроение Белль вновь начало улучшаться, и потому, когда мисс Райт всё-таки вернулась, не найдя никакого Хаусмена, Голд увёл жену прочь, бродить по залу.
— Хелен хочет, чтобы я вошла в бизнес, — вдруг сказала Белль.
— И что ты думаешь?
— Я не знаю.
— А сама-то ты хочешь? — мягко спросил он.
— Этого я тоже не знаю, — ответила она, хмуря брови. — Это скажется на моём личном времени, которое я хотела бы посвятить семье. Посвятить тебе.
— Я и сам посвящаю тебе меньше времени, чем ты заслуживаешь, — улыбнулся Румпель. — Смотри сама. Если ты очень этого хочешь, то найдёшь способ всё совместить.
— Раньше не находила, — грустно сказала Белль. — А теперь не хочу, как раньше.
— Как раньше не будет, — возразил он и нежно поцеловал её. — Всё будет хорошо.
Она закивала, поверив в его слова, и позволила ему поцеловать её снова, ответив на поцелуй со всей страстью.
— Давай найдём место потише? — предложила она, и он согласился.
Побродив по второму этажу в поисках места потише, они поднялись на третий, а там нашли кабинет, никем не используемый и почему-то открытый. Пустые шкафы и стол, два стула, камин, кожаный диван и свёрнутый ковёр: больше здесь ничего не было. Но большего и не требовалось для разговора, только вот Белль не интересовали разговоры. Он рассмеялся над самим собой
Он стоял, прижавшись спиной к двери, а Белль прижалась к нему самому и целовала его губы, подбородок и шею, а он, опьянённый виски и её близостью, не сопротивлялся, но и не содействовал, потому что не мог до конца расслабиться и отдаться этому порыву в чужом доме за не закрывающейся дверью заброшенного кабинета.
— Белль… Стой… Подожди…
Но она не хотела ждать. Она хотела только его или так думала. И вот, справившись с ремнём, пуговицами и молнией, она освободила его член, а потом, спустившись ниже, перешла от обычных ласк к оральным, чему он тоже не стал препятствовать. Ему было неудобно и физически, и психологически, и он не мог отделаться от ощущения, что кто-нибудь войдёт, и что это всё в принципе происходит у всех на виду. Но Белль стоило отдать должное, ведь она правда очень старалась, вытворяла что-то невероятное там внизу, такое, что он почти сдался к моменту, когда в кабинет действительно попытались войти. Белль отскочила в сторону, испуганная внезапным вмешательством, а он с трудом удерживал дверь закрытой, ещё сильнее прижимаясь к ней спиной, и одновременно с этим старался быстро застегнуть брюки.
— Занято! — рыкнул Голд. — Разве не ясно?!
— Понял, — спокойно пробасил пьяный голос снаружи. — Ухожу…
И он ушёл. Белль подошла к столу, легко запрыгнула на него, села, сложила руки на коленях и потупилась. Голд наконец застегнул брюки, тоже подошёл к столу и встал рядом, слегка опираясь на самый край.
— Извини, — тихо сказала Белль. — Я знаю, что тебе было неприятно.
— Глупости! — фыркнул Голд. — Ты меня извини. И мне было очень даже приятно. Но почему так?
— Сама не знаю. Мне просто захотелось сделать что-то непривычное, что-то глупое. Пока ещё могу.
— Во-первых, это не самое глупое, что можно сделать. Сейчас я не могу придумать, но обязательно придумаю, и если тебя всё устроит, то мы обязательно начудим. Идёт?
— Идёт, — улыбнулась Белль. — А что во-вторых?
— Ты не старая.
— А вот тут ты ошибаешься. Я, может, и не совсем старая, — сказала она. — Но и не молодая. С каждым годом становится всё больше вещей, которые мне недоступны. Я уже не могу спать по три часа в сутки, запоминать столько же, сколько раньше, даже через «дворец памяти». Я не помню уже свой собственный «дворец памяти»! Я больше не могу иметь детей. Не то, чтобы я хотела ещё детей, но тот факт, что больше не могу, меня расстраивает. И всё становится только хуже, понимаешь?
— Понимаю, — ответил Румпель. — Но почему ты подумала, что спонтанный секс в чужом доме может что-то изменить?
— Не может, но это мой маленький протест.
— Да… — он взял её за подбородок, притянул к себе и поцеловал.
И тут их снова прервали, да так неожиданно, что они чуть ли не до потолка подпрыгнули.
— Извините! — сдерживая смех, протянул незнакомец и закрыл за собой дверь.
— Так, — решительно сказал Голд. — Жди меня здесь.
— А ты куда?
— Просто жди меня здесь, — он ещё раз её поцеловал. — Обещаешь?