Последний аккорд
Шрифт:
Она поспешно одевалась, остановившись лишь на минутку, чтобы запустить в смеющегося Голда подушкой, которая оказалась на полу задолго до этого.
— Ты можешь перенести, — отметил Голд и сам начал неторопливо одеваться.
— И по какой причине? — Белль уже застегивала блузку, — Прости, папа, но мы не можем встретиться, потому что я потратила все свободное время на.
— Обед со мной.
— И обед тоже был неплох.
— Всего лишь неплох? — насмешливо скривился Голд.
— Я тебя нахваливать не буду, — усмехнулась Белль, сузив глаза. — Ты сам
— А чем мне еще заниматься, когда тебя нет? — веско заметил Румпель и как-то передумал одеваться дальше, оставшись в одних брюках и снова поудобнее устроившись на кровати. — Даже душ не примешь?
Ему почему-то ужасно хотелось, чтобы она осталась с ним.
— Нет времени.
Она села на край кровати, чтобы надеть туфли, а он поспешил приблизиться к ней и обнять сзади, касаясь носом ее уха. В ответ Белль прижалась к нему, и он понял, что если действительно захочет, то оставит ее здесь, рядом с собой, только вот ей нужно было нечто еще, а ему — то же, что и ей. Но отказать себе в удовольствии немного посмущать ее он не мог.
— А мне это даже нравится, — прошептал Голд. — Что ты куда-то пойдешь вся пропитанная… мной.
— Ты гадкий, противный…
— Ага…
— Мне надо идти, — прошептала Белль, но не сдвинулась с места.
— На самом деле ты просто можешь отменить… и остаться здесь… со мной…
— Не могу. Хочу, но не могу, — собралась Белль и выскользнула из его объятий: — Тем более, избалую тебя совсем.
— Ах так! — он посмотрел на нее как можно нежнее и печальнее, но в глазах плясали озорные огоньки.
— Не смотри на меня так, — пригрозила Белль. — Румпель… Нет.
— Давай убегай, — с тяжелым вздохом он рухнул на постель. — Но только побыстрее… сдерни пластырь.
— Хватит все драматизировать, — отмахнулась она. — Я… Ты… Мог бы…
— Я все уберу. Беги уже! — вздохнул Голд, снова поднимаясь. — А то я тебя здесь оставлю.
— Ухожу, ухожу! — поспешно проговорила Белль, проверяя, все ли взяла.
Затем она наклонилась к нему, чтобы легко поцеловать на прощание, но легко не вышло. Этот поцелуй отразил ее колебания, и она совершенно точно выбирала его, и этого было достаточно. Досадливо всплеснув руками, она все же собралась с силами и ушла, сопровождаемая его едва сдерживаемым смехом. На эту встречу ей не удалось поспеть вовремя.
Мо, впрочем, это не расстроило. Они научились сосуществовать. Мо приходил к ним в гости, не позволял себе неуместных высказываний, и стал хорошим дедом их детям. Голд проникся сочувствием к старику, который просто старался стать ближе к своей дочери, понять ее и создать для себя иллюзию, что она не так уж и далеко отлетела от родного гнезда, и что их связь жива. Румпель понимал это, как никто другой, потому что его собственные дети становились старше и один за другим покидали его, чтобы начать самостоятельную жизнь. Стоит вспомнить его практически ежемесячные перелеты из Бостона в Лос-Анджелес, чтобы понять насколько сильно он дорожил такой связью.
Особенно остро он все это прочувствовал, когда в 2034 Коль получила
— Ты совсем взрослая, — тихо и грустно сказал он, не веря, что это происходит на самом деле.
— Я так не думаю, — растерялась дочь. — Твой взгляд пугает меня.
— Я просто…
— Пап, ничего не изменилось, — она крепко обняла его. — Все как и прежде.
Но все изменилось. Коль вылетела из гнезда, вылетела первой, и любой ее успех воспринимался, как еще большее отдаление. По крайней мере им.
***
Сейчас, в пригороде Лос-Анджелеса, Коль стояла под дверью родительской комнаты в ожидании разрешения войти.
— Заходи, Коль, — весело разрешил Голд. — Мы не спим.
— Да уж думаю, — проворчала Коль, проскальзывая внутрь, облаченная в подобие легкого просторно белого платья. — Что вы делаете?
Она зашла в комнату. Голду показалась, что дочь выглядела немного уставшей, двигалась осторожно, неторопливо. На ней было легкое просторное белое платье, чудесно контрастирующее с гривой ее длинных каштановых волос. Голду казалось, что она будто светится изнутри.
— Слушаем песнь океана, — усмехнулся Голд. — И думаем, что можно было бы еще поспать.
— А я так и вовсе до сих пор на это рассчитываю, — поддержала Белль.
— Я скажу тебе кое-что, что моментально поднимет тебя на ноги, — сказала Коль своей маме.
— И что же?
— Альберт внизу, — улыбнулась Коль: — Мы его только что подкинули из аэропорта.
— Альберт? — просияла Белль. — Альберт! Румпель, ты слышал? Он же раньше двух никак не мог?
— Извернулся, — подмигнула дочь.
И она была права в том, что это поднимет заставит Белль вскочить. Они не видели Альберта уже где-то месяца два: ничто не могло заставить того покинуть Кеймбридж летом. Да что там летом! Ничто не могло заставить Альберта покинуть Кеймбридж в любое время года. В общем, Белль оделась поприличнее и убежала вниз, а Коль присела на краешек кровати рядом с отцом.
— А как твои дела? — спросил он у дочери.
— Лучше не бывает, — ответила Коль и взяла его за руку: — Но не обо мне речь! Сегодня твой день, и на меня отвлекаться не стоит.
— Да, — вздохнул Голд. — Сегодня мой день.
Что-то изменилось в ней, что-то она скрывала, но он решил, что сейчас не лучшее время для расспросов, и воли своим подозрениям не дал.
========== Париж ==========
Коль не спешила уходить, да и Голд не торопился. Конечно, он очень хотел увидеть сына, но все равно в ближайшие полчаса к нему было не подступиться. Коль смотрела на него так, будто ей не терпелось что-то рассказать.