Последний барьер
Шрифт:
Разнообразные трудности будней колонии нельзя углядеть за время воскресного посещения. Невидимыми нитями тянутся эти трудности из "черного шкафа", переплетаются и петляют, неожиданно проявляя себя в скрытых взаимоотношениях воспитанников, в их "счетах", которые они принесли с собой оттуда, "с воли", и продолжают сводить здесь. Они дают о себе знать в разговорах и мыслях, когда снова и снова перед глазами ребят возникают самые яркие эпизоды из недлинной жизни, связанные с совершенным преступлением. А преступление не дает покоя, оно довлеет над ними как кошмар, медленно и неохотно выпуская жертву из своих цепких лап.
Когда-то
II
У жилого корпуса гудит электросигнал на обед, Воспитанники бегут строиться - в столовую опаздывать не принято. Киршкалн идет вместе со своим отделением. Его взгляд привычно и точно определяет - поровну ли поделены "пайки", достаточно ли хлеба, не раздались ли у кого-то вширь кусочки масла, а у других, соответственно, съежились. Дух "господ" и "холопов" время от времени дает себя чувствовать и влияет на честность дележки. В его отделении это бывает редко, но все же бывает.
Ребята едят много, и еды хватает, но спроси у кого угодно, и все в один голос заявят, что кормят плохо и порции малы. Это убеждение всеобщее, оно не обошло и тех, кто дома питался значительно хуже. К еде, что дают в колонии, положено относиться с презрением, этого требует престиж колониста.
Сколько ухлопано зря времени на разговоры с беспокойными мамашами! Никак они не хотят поверить, что их сыновья не влачат полуголодное существование. Правда, жарким или виноградом их не потчуют, но безусловно и то, что во многих столовых готовят хуже, чем здесь, а после ухода воспитанников под столом валяются куски хлеба. Матери терпеливо слушают, но не верят, а на свиданиях из сумок достают ветчину и копченую колбасу, апельсины и сгущенное молоко, чтобы подкормить "заморенное голодом" чадо продуктами, вырванными изо рта других членов семьи.
А парни заметно поздоровели, стали крепкие, как кони! Ведь в колонии регулярное питание, и ребята спят вполне достаточно - таковы требования режима. Не то что дома, где они ели когда придется, и спать ложились когда вздумается.
Киршкалн наблюдает, как обедают воспитанники.
Здесь тоже можно сделать кое-какие полезные выводы, которые в другом месте, может, и не сумеешь сделать вовсе. Культурный уровень семьи, в которой вырос мальчишка, за столом проявляется весьма наглядно. Иные свое место занимают, как окоп врага, - с шумом и гиком. Некоторые в первую очередь заглянут в тарелку к соседу - сколько тому налито и не обделили ли самого. Есть такие, что сразу выудят мясо и картофель, а потом уже хлебают суп, и такие, кто поступает совсем наоборот - лакомое оставляют на заедку. Есть и не в меру брезгливые - как, например, Хенрик Трудынь; он долго что-то ловит в тарелке, наконец выуживает и, подняв находку двумя пальцами, подвергает ее всестороннему изучению.
– Что ты там нашел такое интересное?
– не удерживается Киршкалн. Покажи мне тоже!
– Пока трудно сказать. По-моему, волос.
– Трудынь кладет предмет на край тарелки и делает вывод: - У поварихи привычка причесываться над кастрюлями. Хотя нет, - разочарованно приходит он к окончательному заключению, но мясное волоконце, принятое им за волос, все-таки оставляет на краешке тарелки.
– А если даже и волос,
– Ничего смешного нет. Когда моя мамаша находит в супе волос, она падает в обморок.
В этом Киршкалн не сомневался. Ему приходилось встречаться с матерью Хенрика. Эта дама способна в любор момент лишиться чувств, стоит ей захотеть.
Она работает в ателье мод, и, как сама говорит, у нее шьют самые высокопоставленные особы. "В Риге за меня дерутся, - добавила она. Теперь хороших портних раз, два - и обчелся".
– В нашем отделении будет новенький?
– спрашивает Трудынь.
– Будет, - подтверждает Киршкалн.
– Как его звать? За что сидит?
– Узнаешь еще.
Киршкалн думает о Межулисе. Инцидент с учителем Крумом подтверждает грустную мысль о том, что достижений нет ни малейших. Перед взором Киршкална обычная картина: ложка Межулиса механически движется вверх и вниз, на лице тупое безразличие ко всему.
– Как суп?
– интересуется Киршкалн.
– Так себе, - слышится холодный, спокойный ответ. И все. Валдис даже головы не повернет к воспитателю.
Обед закончен. Когда в алюминиевую миску падает последняя ложка, дежурный воспитанник подает команду "Встать!". С грохотом отодвинуты табуретки, ребята направляются к выходу. Трудынь опять рядом с Киршкалном и идет с ним вместе в воспитательскую. Высокий, ладный, всегда опрятный, даже здешняя форма, сшитая далеко не по мерке, сидит на нем сравнительно элегантно, и кличка Денди дана ему не зря. Он гордится тем, что учится в одиннадцатом классе и средняя школа, можно считать, уже окончена. Еще несколько дней занятий, а там - экзамены.
– Ну правда! Скажите - кто будет в нашем отделении? Разве это секрет? пристает Трудынь к воспитателю.
Никакого секрета нет, но Киршкалн знает - Трудынь сию же минуту помчится к ребятам, чтобы блеснуть осведомленностью. Ему всегда не терпится блеснуть, выскочить первым, и товарищи его недолюбливают за это и за болтливость, хотя с удовольствием слушают его рассказы. Однако были случаи, когда Хенрик выбалтывал чужие секреты где не следовало, и поэтому ребята не ведут при нем серьезных разговоров, считают его "стукачом". Это не совсем так, поскольку Трудынь выдает чужие тайны не по умыслу, а ненароком. К тому же Киршкалн терпеть не может фискалов. Ребята это знают и ценят.
Разумеется, если в отделении есть парочка осведомителей, многие нежелательные вещи вскрывать бывает легче, и некоторые воспитатели пользуются таким источником информации. Киршкалну же делается невыносимо тошно при виде воспитанника, который, воровато оглядываясь, наушничает на своих товарищей. Киршкалн не облегчает свой труд за счет превращения кого-то из воспитанников в мелких предателей. Лучше уж самому, если есть нужда, исподволь что-то выведать.
– Расскажи лучше, как у тебя у самого идут дела.
Математику сдашь?
– Да сдам как-нибудь. Худо-бедно, но на троечку всегда пожалуйста, самоуверенно тараторит Трудынь.
– Никакой любви к этим цифиркам у меня нету, но концы с концами свести надо.
– Межулие как себя чувствует в отделении?
– А что ему! Но вообще-то - зануда. Бурчит только да зрачками крутит. Не верится, что на воле он десятилетку кончил. Небось купил где-нибудь ксиву.
– А ты расспроси, поговори с ним!
– Нет уж, лучше с чурбаном, на котором дрова колют. Вообще, я вам скажу, он не совсем в порядке, наверно, что-нибудь с головой. Он по ночам не спит.