Последний дракон Цзянху
Шрифт:
Во взгляде старейшины Бай сквозила почти физическая боль.
— Старейшина Бай, что случилось? — выдохнула Шао Цинмэй.
— Молодая госпожа Шао и правда не понимает? — тихо сказала старейшина Бай, и ощущение, что Шао Цинмэй причиняет боль другому человеку одним своим невежеством, только усилилось.
Внезапно Да Шань встал и пересел на соседнее место рядом со старейшиной Бай. А так как её лавка была не такая широкая, то и места рядом с ней было мало, поэтому он сел, притёршись вплотную, буквально усевшись на её юбку. Шао Цинмэй в ужасе замерла, ожидая карающего возмездия. Но Да Шань
Да Шань схватил чужую руку и, перевернув её ладонью вверх, начал старательно водить по ней пальцем. А когда закончил, выжидательно посмотрел на старейшину Бай, которая, очевидно, была в шоке от происходящего.
— Старейшина Бай, — попыталась спасти ситуацию Шао Цинмэй, — когда Да Шань хочет что-то сказать, он как бы пишет иероглифы на руке. А-Шань, почему бы тебе не взять лист бумаги и не написать всё, что ты хочешь? Старейшина Бай не я, ты не можешь так просто хватать её за руку, — Шао Цинмэй мило улыбалась, но её взгляд был убийственный.
Да Шань повернулся к ней и нахмурился, явно о чём-то думая. Думать было не его сильной стороной. Какую бы сложную проблему человеческих взаимоотношений он для себя сейчас ни решал, Шао Цинмэй знала, что вывод будет неверный. Иногда ей казалось, что его вырастили дикие звери, настолько ему было сложно понять других людей.
— Ещё раз, — вдруг нарушил тишину резкий голос старейшины Бай. Она протянула свою руку Да Шаню ладонью вверх: — Напиши ещё раз. Только медленнее.
Он охотно взял её руку и начал пальцем выводить иероглифы. Его вид был настолько сосредоточенным, что, если бы он высунул кончик языка, Шао Цинмэй бы не удивилась. Наконец, он закончил и поднял голову. По лицу старейшины Бай было совершенно непонятно, о чём она думает.
— Что он сказал? — не сдержала любопытства Шао Цинмэй.
— Я разозлился. Тот человек говорил плохие слова, — озвучила смысл послания старейшина Бай, а потом повернулась к Да Шаню. — Нельзя убивать людей лишь потому, что они что-то сказали, — покачала она головой. — По закону тебя могут за такое судить, ты это понимаешь?
Да Шань нахмурился и бросил взгляд на Шао Цинмэй, но старейшина Бай внезапно протянула руку, взяла его за подбородок и повернула обратно к себе.
— Да Шань, — она буквально прожигала его взглядом, — ты не можешь убивать людей только потому, что разозлился. Это неправильно.
Она отпустила его подбородок, и он потянулся и снова взял её за руку, выводя пальцем чёрточки.
— Почему? — старейшина Бай растерянно на него посмотрела, а потом перевела взгляд на Шао Цинмэй. — Молодая госпожа Шао, вы говорили, что научили его читать и писать. Так как же вышло, что вы не обучили его таким важным вещам. Закону.
— Нет, старейшина Бай, всё не так, — запаниковала Шао Цинмэй. — Я говорила ему, что он не может делать всё, что ему вздумается. Много раз! Ведь так, А-Шань? Но ведь та ситуация была… Это же
— Это не нам решать, — покачала головой старейшина Бай. — Судить других людей не наша работа.
— Но, если на нас нападают, разве мы не можем защищаться? — насупилась Шао Цинмэй.
— Мы можем, — старейшина Бай задумалась, словно пыталась подобрать слова, чтобы донести свои мысли. — Если на нас нападут, мы будем защищаться. Но это не значит, что нам можно убивать других. Есть множество способов обезвредить врага, сохранив ему жизнь.
— Но что потом? — вздёрнула подбородок Шао Цинмэй. — Мы бы их пощадили, но они бы так и остались разбойниками и продолжили бы бесчинствовать.
— Потом, — старейшина Бай устало прикрыла глаза, — мы бы доехали до ближайшего города и сообщили властям. Рассказали бы градоначальнику о случившемся, чтобы он отправил своих людей с этим разобраться. И тогда разбойников бы судили по законам страны.
— А если бы их не нашли? — не отступала Шао Цинмэй. — Если бы они спрятались в лесу?
— Тогда это была бы уже не наша проблема, — пожала плечами старейшина Бай.
— Но почему? Где здесь справедливость?! — Шао Цинмэй невольно повысила голос.
Старейшина Бай замолчала. То ли из-за долгой дороги, то ли из-за этого разговора, но она выглядела измождённой.
Внезапно Да Шань повернулся, взял Шао Цинмэй за руку и вывел на ладони два слова.
— Мир несправедлив?! — вспыхнула Шао Цинмэй. — Ты издеваешься?!
— Он прав, — подняла на неё уставший взгляд старейшина Бай. — Мир несправедлив. И это то, с чем мы ничего не сможем сделать.
— Тогда ради чего это всё? — сжала руки Шао Цинмэй. — Все эти тренировки? Медитации? Самосовершенствование до изнеможения? Какой в этом смысл? Вы, старейшина Бай, со своим хаотичным ядром каждый день рискуете быть уничтоженной собственной энергией, и ради чего? Чтобы разбойники грабили, насиловали и убивали людей, а вы говорили себе, что это не ваше дело?
— Наказывать преступников не моя работа, — холодно произнесла старейшина Бай.
Шао Цинмэй сжимала кулаки так, что пальцы побелели, а ногти впились в кожу. Эта бесчувственность женщины напротив, которая так легко рассуждала о несправедливости мира, сводила её с ума. Потому что это неправильно! Да Шань убил человека, который заслуживал смерти. Так как может эта женщина осуждать его?! Как она может говорить, что надо было их всех отпустить, чтобы подобное случилось с кем-то другим? С кем-то, кто не сможет дать отпор?
— А может быть дело не в этом? — сузила глаза Шао Цинмэй, уже зная, что пожалеет о том, что скажет, но не в состоянии остановить поток обиды. — Может быть, проблема именно в вас, старейшина Бай? Вы говорили, что из-за вашего хаотичного ядра с детства принимали разные травы и эликсиры. Я не мастер алхимии, но всего после нескольких дней приёма настоя, который вы мне дали, заметила разницу. Словно все мои чувства притупились, а между мной и миром появилась стена из мокрой рисовой бумаги. Вроде бы она есть, но её не видно. Я стала иначе чувствовать, иначе реагировать на привычные мне вещи, а ведь прошло всего несколько дней.