Последний Герой. Том 3
Шрифт:
Я подошёл к двери. Она оказалась незапертой — хозяин явно не собирался спать. Тихо вошёл внутрь, сразу оказавшись в просторном, богато обставленном холле с дорогим баром, камином и кожаным диваном.
Палыч сидел на диване, расслабленно откинувшись и сжимая в руке бокал с каким-то дорогим пойлом. Над камином тихо шелестел телевизор, транслируя очередную безвкусную телепередачу, за ходом которой, кажется, он даже не следил. Сидел, будто ждал меня.
Увидев меня, он не вздрогнул, не вскочил в панике. Просто медленно поднял глаза, слегка удивившись моему появлению:
— Макс?
— Случилось, — ледяным голосом проговорил я, не сводя с него тяжёлого взгляда. — Поговорить надо.
— В такое время? Что-то срочное? — Палыч отставил бокал в сторону. На нём был роскошный халат в восточном стиле, с вышивкой и огромными глубокими карманами. На столике перед ним стоял хрустальный графин с дорогим янтарным напитком — виски или коньяком. Нога у него по-прежнему была забинтована, но его уже выписали на домашнее долечивание.
— О чем поговорить? Макс? — повторил Палыч.
— О тех двух спецах, которых ты мне тогда засветил, — медленно продолжил я, сверля его взглядом. — Помнишь, сказал, что они прибыли в город…. А оказалось, что по мою душу. Так вот, одного я уже убил.
— Как — по твою? — Палыч слегка дернулся, но тут же осёкся, заметив мой взгляд.
Он явно хотел соврать, но понял — это теперь бессмысленно. Между нами теперь ничего не стояло, даже тень Лютого исчезла, стёрлась.
— Будто ты не знал, для чего они сюда приехали, — я шагнул чуть ближе, холодно глядя ему в глаза.
Палыч замолчал, тяжело дыша. Я достал из кармана листок и протянул ему:
— Кстати, тебе тут друг твой письмо написал.
— Какой друг? — удивлённо вскинулся он. — Нет у меня друзей. Разве что ты, но мы с тобой ещё мало общались и…
— Читай! — рявкнул я, оборвав его слова.
Он вздрогнул и торопливо развернул пожелтевший листок. Лицо его вытянулось, брови поползли вверх.
— Буква «А» западает… — пробормотал он в изумлении. — Это машинка Лютого! Откуда у тебя это? Ты… ты знал его? Нет, не мог знать, он же погиб давно, задолго до того, как ты родился… Ты его родственник, что ли? Ничего не понимаю…
— Читай, — холодно и бескомпромиссно повторил я.
Палыч подчинился и начал читать вслух, голос его задрожал, сорвался:
«Привет, друг. Или ты мне уже не друг? Наверное, нет. Потому что это ты меня убил. Только ты тогда знал, что я еду на стрелку с Валетом, брать его. Когда Геныч, мой информатор, сообщил мне, что у них будет сделка, я не понял, что это подстава. Валет тогда и Геныча убрал, и меня. Обидно было так погибать. А помнишь, мы с тобой на набережной отмечали твоё звание? Ты ещё ту молоденькую следачку хотел пригласить. Она была совсем не против. Но я тебя остановил, сказал — как ей потом работать в коллективе? Давай лучше проверенных и прожженных наших девчонок вызовем, с ними погуляем. А потом мы остались вдвоём, пили до утра, когда все уже разошлись. Выпили всё до последней капли, утром головы трещали. Ты мне сказал тогда: отдыхай, не ходи на работу, а сам пошёл и пахал за меня, за себя и за весь отдел. И когда у тебя начались проблемы с женой, ты пришёл ко мне. Мы бухали с тобой до рассвета, я тебя утешал. Ты говорил,
Палыч замолчал. Бумага дрожала в его руках, это было отчётливо видно. Он поднял глаза, глядя на меня с ужасом, и на секунду мне показалось, что он вот-вот потеряет сознание.
Я стоял молча и неподвижно, ощущая холод и ярость внутри. Пора было заканчивать с этим раз и навсегда.
Палыч сидел молча, белее снега. Он смотрел на меня, и в глазах его читался ужас, смешанный с неверием, будто перед ним стояло нечто невозможное, необъяснимое, почти потустороннее.
— Кхм… Кто… кто ты?.. — наконец, с трудом выдавил он из себя.
— А ты как думаешь? — усмехнулся я холодно и горько.
— Ты пришёл убить меня?.. — почти шёпотом произнёс он, с отчаянием улавливая мой жест.
Моя рука уже готова была нырнуть под рубашку и выхватить пистолет. Он заметил выпуклость оружия под тканью и прекрасно понял: малейшее его движение — и я выстрелю.
Он инстинктивно попытался потянуться к столику, в котором был выдвижной ящик, но я качнул головой и тихо сказал:
— Не надо.
И показал взглядом на пистолет, давая понять, что ему уже не успеть. Он всё понял и застыл на месте, руки его повисли беспомощно. Он не попытался больше достать оружие. Может, потому что знал, что не успеет, а может, просто не хотел — сейчас в душе он даже хотел подчиниться мне.
— Знаешь… Это гложет меня всю жизнь, — вдруг тихо заговорил Палыч, опуская взгляд вниз и слегка покачиваясь, будто был пьян или принял смертельную дозу яда. — Я… я нехороший человек. Лютый был моим другом, лучшим другом. Но… я убил его. Не сам, но…
Я дал ему время на ещё один вдох, чтобы он мог продолжить говорить.
— Я убил, потому что он слишком близко подобрался к Валету. Я не смог иначе. А теперь… теперь ты подобрался к нему слишком близко. Это я вызвал этих спецов. Хочешь — верь, хочешь нет, но это я. Но сам же тебе о них и рассказал, предупредил… Меня… Меня, сука, мучила совесть. Я перестал спать ночами. Я вдруг понял, что снова предаю хорошего человека. И понял, что не смогу сделать это снова. Но и уйти сам не мог, понимаешь? Если бы ты вышел на Валькова, то ты вышел бы и на меня. Мы же с ним давно партнёры…
Он вдруг поднял на меня глаза, полные отчаяния и растерянности:
— А вот ты… Кто такой ты, я не понимаю. Я пробил тебя. Нет никакого опера Ярового в Москве. И здесь тоже нет такого человека. Здесь есть только штабной лейтенантик Яровой, который никак не может быть, — он окинул меня диким, полубезумным от отчаяния взглядом, — тобой. Кто же ты?
— А ты как думаешь? — повторил я с холодной улыбкой, и взгляд мой стал жестким, таким, каким я смотрел на него когда-то в прошлой жизни, во время наших частых дружеских ссор.