Последний Герой. Том 3

Дамиров Рафаэль

Он вдруг замер, осёкся и едва слышно произнёс:

— Нет… не может быть…

Я достал старое удостоверение. То самое удостоверение с пулевым отверстием и пятном засохшей крови, въевшейся в бумагу и побуревшей, словно ржавчина. Капля крови расплылась от уголка моей фотографии, словно метка судьбы.

Теперь, стоя перед ним, я понимал, что и в этом облике стал похож на того человека с фотографии. Я чувствовал это по тому, как изменилось моё тело: расправились плечи, выпрямилась спина, черты лица стали жестче, грубее, будто вырубленные из камня.

Слащавый мальчик, которым я был, исчез. Остался Лютый. Настоящий Лютый.

Но никто вокруг не замечал этих перемен. Никто, кроме Палыча. Он вдруг увидел сходство, уловил его чётко и ясно.

— Это… это ты?! — снова воскликнул он, голос его дрогнул. — Не может быть…

Я медленно раскрыл удостоверение, показав ему фотографию, пулевое отверстие и кровавое пятно, а потом поднял глаза на него и спокойно произнёс:

— Привет, друг.

Палыч смотрел на меня, словно увидел призрака. Лицо его посерело, губы задрожали, в глазах плескалось неверие и ужас. Он тяжело сглотнул и тихо, почти шёпотом спросил:

— Как… Как такое возможно?

Я не ответил. Стоял и молча смотрел ему в глаза. Пускай думает сам, пускай пытается понять, что сейчас произошло и почему именно он, Палыч, должен расплачиваться за прошлое. Теперь он понял, что время платить по счетам пришло, и никаких других объяснений не будет. Никогда.

Я медленно достал пистолет и направил его точно в сердце человеку, который был мне и злейшим врагом, и, когда-то очень давно, лучшим другом. На щеке Палыча блеснула одинокая слеза, но он даже не смотрел на чёрное пятно дула, смотревшее в его грудь. Просто опустил глаза и тихо, почти шёпотом, произнёс:

— Стреляй, Макс.

Я напряг палец на спусковом крючке. Но он вдруг налился тяжестью, словно стал свинцовым, потом вообще окаменел и перестал слушаться. Я напрягся, мышцы на лице моём исказились от напряжения, но палец не сгибался, словно одеревенел и превратился в камень. Чёртов палец отказывался нажать на спусковой крючок, хотя я отчаянно старался это сделать.

— Сука, — процедил я сквозь зубы, чувствуя, как по вискам стекают капли холодного пота. — Почему не могу…

Я резко убрал пистолет, тяжело и обречённо покачал головой и глухо пробормотал:

— Надеюсь, ты сам всё исполнишь… друг.

Я развернулся и быстро зашагал прочь, стараясь не оборачиваться и не смотреть на него. Пройдя через холл, я вышел на широкое крыльцо, стал медленно спускаться по ступеням вниз, всё ещё не веря, что не смог. Не в силах был нажать на спусковой крючок.

И вдруг.

Бах!

Сзади громко прозвучал выстрел. Нет, стреляли не в меня — звук донёсся из того самого зала, который я только что покинул. Он был глухой, отчётливый, и я моментально понял, откуда он. Секунду ещё я стоял в растерянности, а потом резко развернулся и побежал назад, влетая в дверь, захлёбываясь собственным дыханием.

Палыч сидел на диване, неестественно откинувшись на спинку. В руке его дымился пистолет. Он был ещё жив. Из груди, пропитывая велюровый халат с восточным узором,

расползалось большое тёмно-красное пятно крови. Он пытался попасть себе в сердце, но рука его дрогнула, и он промахнулся. В голову он выстрелить не смог — духу не хватило. Сейчас он ещё дышал, тяжело и прерывисто. Увидев меня, он слабо поднял руку и указал куда-то в сторону деревянного столика, выдвижной ящик которого был открыт. Видимо, он достал что-то из него и положил на столик перед тем, как нажать на спусковой крючок.

Я подбежал к Палычу, схватил за плечи, но в этот момент голова его безвольно откинулась на диван, глаза закатились, и дыхание навсегда оборвалось. Кровь больше не толкалась из его груди рваными струями. Потому что сердце его остановилось навсегда.

Мой самый страшный враг и когда-то мой лучший друг был мёртв.

Я медленно поднял голову и посмотрел на то место, куда он перед смертью указал рукой. Увидев то, что лежало на столике, я почувствовал, как ледяной холод сковывает меня изнутри, проникая до самых костей.

Не может быть…

Глава 16

На журнальном столике у него лежал CD-диск в прозрачной пластиковой коробке. Серебристая поверхность его тускло блестела сквозь футляр в свете люстры, а сама коробочка была покрыта тонким слоем пыли и заляпана свежей кровью. Именно той кровью, которая текла сейчас из груди моего бывшего друга.

Я шагнул к столику, внимательно посмотрел на диск, чувствуя, как внутри всё сжимается от мощного предчувствия. На прозрачной крышке коробки была неаккуратно и криво выведена надпись. Писали не маркером — пальцем, испачканным в крови, так что буквы расплылись и стали похожи на кляксы, но слово прочитать всё же было можно.

«Прости» — гласила надпись, и каждая буква её словно кричала и молила об искуплении. Вот чему он посвятил последние секунды своей жизни.

Я взял коробочку в руки, всё ещё не веря своим глазам. Наверняка это и есть та запись, которую я искал всё это время. Запись, которая доказывала правду, запись, из-за которой пролилось уже столько крови.

Я посмотрел на Палыча. Его безжизненное тело замерло, но он словно наблюдал за мной. На миг мне показалось, что это и вправду так. Пригляделся… Нет, голова запрокинута назад, а в глазах застыла пустота — взгляд был устремлён в никуда. Кровь уже не сочилась из груди, она застывала тёмным пятном на халате, покоробив и навсегда испортив дорогую вышивку.

Я вздохнул и тихо проговорил, обращаясь к тому, кто уже не мог меня услышать:

— Пока не могу простить тебя, давний друг. Может быть, потом… Когда-нибудь потом. В следующей жизни, если такая будет. Но за подгон спасибо, Палыч.

Я медленно развернулся, слишком крепко сжимая в руке коробочку с диском, словно больше всего боялся его выронить или потерять. Теперь у меня было всё, что нужно. Уверен, это та самая запись. Иначе быть не могло. И теперь у меня есть доказательства собственного убийства.