Последний конвой. Часть 2
Шрифт:
Не прошло и пары минут, как подскочили автомеханики, затем охрана на пикапе и даже сам Быков на броневике примчался. Вокруг «скорой» немедленно началась суета и толкотня. Василий пробормотал сквозь зубы:
— Может, им помощь нужна?
И попытался выбраться из машины, но его тут же с криками затолкали обратно и велели «сидеть на жопе ровно и не мешать». Размотали трос, зацепили за грузовик, вытащили на дорогу. Арсений вернулся в кабину, немного помучился, но завести микроавтобус так и не смог. Быков принял решение тащить «скорую» дальше на сцепке, — «на первой же стоянке отремонтируем».
И вот тут нас с Василием очень «вежливо»
Зачем? Ну и тащили бы машину вместе с людьми. Нет, говорят, «по инструкции не положено, вылезайте и ловите попутку».
В результате я оказалась в броневике Эмиссара, а Василя запихали в будку к автомеханикам. Не завидую я младшему научному сотруднику, для него там нет никаких условий, даже сиденья. Нет, внутри я не была, просто догадалась. Швырнули вслед старую промасленную фуфайку и велели «постелить прямо на пол». Я так понимаю, это просто большой железный ящик до отказа набитый промасленными запчастями. Видимо, остался небольшой кусочек свободного места на полу из ребристого металла. Вот на нем и расположится Василий. Вряд ли младший научный сотрудник Столичного университета мог представить, в каких условиях ему придется жить в экспедиции.
В «Тигре» я уже бывала пару дней назад, жуткая теснота и какая-то непонятная военная угрюмость тогда подействовали на меня угнетающе. В этот раз народу оказалось еще больше. Как в автобусе в час пик. Все откидные кресла заняты, но мне местечко все же нашли. Правда, чтобы я смогла забраться внутрь, нескольким «фашистам» пришлось выпрыгнуть из салона и пропустить меня в центр.
Я забилась в свободный уголок и притаилась на жестком сидении рядом с каким-то сержантом. Экстренный чемоданчик с лекарствами для первой помощи у меня отобрали и запихали в противоположный угол кабины, всунув его вертикально между сидениями.
Мощный движок взревел, и броневик понесся по обочине, обгоняя колонну и разбрасывая огромными колесами пригоршни песка во все стороны.
Подвеска у броневика так себе. Я дважды стукнулась головой о ребра жесткости, ушибла многострадальную коленку и разок приложилась носом о переднее сиденье, пока мне не показали скобу, за которую необходимо держаться и куда нужно упираться ногами, чтобы не болтало, как «вареную сосиску», по всему салону.
За «сосиску» почему-то стало обидно…
Проходимость у броневика оказалась превосходная. Меня впечатлила та мощь и легкость, с которой «Тигр» перемещался по бездорожью. Сразу видно — настоящая военная техника. Полный салон народа, весь кузов ощетинился пулеметами, броня толщиной с палец, а он прет,как танк, по обочине.
Мы обогнали почти весь конвой и пристроились между трактором и бензовозом во главе конвоя. Почти все это время я намертво прилипла к стеклу, пытаясь в подробностях разглядеть колонну снаружи.
Смотрелось просто здоровски!
Вся убогость модифицированных автомобилей сгладилась темнотой и паршивой видимостью из-за бури, а рычащие двигатели грузовиков и яркие лучи фар и прожекторов, наоборот, подчеркивали силу, мощь и какую-то первобытную красоту движущейся сквозь непогоду техники. Природа показывала свой беспощадный нрав, но человек все преодолевал, несмотря на буйство стихии. Меня охватили одновременно восхищение, дикий восторг и ликование. Кажется, это называется катарсис…
Глава 4
Иваныч
Погода не заладилась с самого утра.
Петр, согнувшись в три погибели, кутался в промокший дождевик, тянул озябшие ладони к жалкому костерку, вокруг которого собралась небольшая группа мужчин разного возраста. Лучи прожекторов резали ночь на неравные треугольники, добавляя фантасмагории и гротеска в и без того сюрреалистичную картину происходящего.
— Петруха, — сказал из темноты небритый очкарик, — твоя очередь. Держи!
Забулькала темная жидкость из грязной бутылки, сказывался опыт: почти в полной темноте разливающий не ошибся ни на грамм, нацедил ровно полстакана.
— Точно, как в аптеке!
Извечный философский вопрос — стакан наполовину пуст или наполовину полон?
А ведь в жизни все намного прозаичнее, — размышлял Петр, — это же просто полстакана вонючей сивухи.
— Глотай, не капризничай. Пьяному подыхать будет проще.
Пахнуло суррогатным алкоголем, настоянном на сухих дубовых ветвях. Петр не стал отказываться, протянул руку, взял стакан двумя пальцами и, стараясь не выдать гримасой отвращения, быстро опрокинул в себя. Почему-то не почувствовал ни запаха, ни вкуса отвратительного даже на вид пойла. Шмурдяк провалился в пустой желудок и вызвал сильное жжение внутри. Немного задержал дыхание, потом шумно выдохнул и, не удержавшись, скривился.
— Сейчас согреешься, — беззубым ртом прошамкал Крот. На долю секунды отсвет молнии выхватил из темноты его греческий профиль на фоне ржавой облезлой бочки. В небе еще раз полыхнуло, и площадь накрыл чудовищный раскат грома. Захотелось закрыть глаза и втянуть голову в плечи, как будто это могло помочь преодолеть первобытный страх.
Теплее не стало, просто к ознобу присоединилось ощущение легкой дурноты.
— Закуси, — та же рука протянула несколько раз аккуратно надкушенное с уголков и порядком раскисшее рыбное печенье. Тошнота резко усилилась. Петр покачал головой и отвернулся, чтобы остальные не смогли разглядеть в свете пляшущих языков костра его брезгливое выражение лица.
Страха не было. А было ощущение какой-то нереальной и абсолютной вселенской пустоты. Словно его душа умерла, осталось только одинокое безмозглое тело, которое мыкается по свету в полной бессмысленности и отчаянии. Жизнь окончательно потеряла смысл.
— Все вы сдохнете!
Компания подобралась разношерстная: бывший преподаватель литературы, дворник предпенсионного возраста, совершенно седой водитель троллейбуса, последний раз выходивший в рейс два десятка лет назад, безработный экономист из соседнего подъезда, подвизавшийся работать помощником каменщика на стройке, которая опять встала. На этот раз, наверное, навсегда…