Последний конвой. Часть 2

Саморский Виктор Романович

Тех, кто сидел чуть дальше, не разглядеть в темноте, но лица по большей части незнакомые. Хотя, ведь все раньше жили поблизости, в пределах пары кварталов от площади. Могли иногда встречаться на улице, почти наверняка вместе стояли в очередях на выдачу продуктов.

Долгое и бессмысленное балансирование на самом краю пропасти, и закономерный финал — дождь, грязь, рваные вонючие шмотки и полная жопа впереди.

— Ополченцы, бля. Стадо безмозглых баранов на бойне.

Спорить не хотелось, в чем-то голос был прав.

— Задолго до катастрофы, — вдруг

раздался незнакомый голос из темноты, — смотрел я по телику передачу про одного индийского йога Амар Бхарати. Жил он в Индии, работал обычным клерком, имел жену и троих детей. И все у мужика в жизни было нормально, пока однажды его не переклинило на религиозной почве. Короче говоря, решил он посвятить свою жизнь богу Шиве. Молился, постился, или что они там делают в Индии? Короче, медитировал по многу часов в день, славил Шиву и все такое. Работать стало некогда, жена ушла, забрав с собой детей. Сердобольные соседи иногда подкармливали чудика, чтобы от голода не помер. Как никак — садху, святой аскет, почти что полубог. Прошло года три — четыре, и стало Амару этого недостаточно. Решился он самый важный шаг в своей жизни, взял и поднял вверх руку.

Рассказчик ненадолго замолчал, и все пространство вокруг вновь заполнил всепоглощающий шум дождя.

— Зачем? — не выдержав гнетущей тишины, спросил Крот.

— Было у них в Индии такое понятие — «урдхаман тапасья». Это такой вид служения, когда часть собственного тела садху жертвуется богу. Считается, что аскетическая практика очищает не только самого йога, но и коллективную карму общества. Амар долго страдал от невыносимой боли, но руку так и не опустил. Со временем она отсохла, превратившись в обтянутую кожей кость…

Всем паломникам и корреспондентам йог говорил, что делает это ради мира во всем мире. Жертвует частью собственной плоти, почти так же, как взошедший на крест во имя очищения от грехов человечества Иисус.

— Ну и как, помогло? — прошамкал Крот.

— Не знаю, — честно ответил рассказчик, — но пока был жив Амар, больших войн на планете не случилось. Так только, по мелочи… Видимо, с тех пор накопилось у человечества грехов немало, раз бабахнуло во всю силу и мощь.

— Бред! — коротко и емко охарактеризовал рассказанную байку Крот, — бог дал человеку бессмертную душу и великолепное тело, которое тот намеренно покалечил во имя глупых предрассудков. Вот если бы он потом сумел эту руку оживить, я бы еще поверил в святость монаха. А так… обыкновенный позер, хвастун, да к тому же еще и мазохист.

Он разочарованно вздохнул.

— А вот и не бред, — возразил кто-то сидящий еще дальше во мраке ночи, — они таким образом стремятся навсегда вырваться из круговорота колеса Сансары. Разорвать цепь бесконечных воплощений и слиться с богом в единое целое.

— И делают это, накурившись марихуаны, — добавил очкарик, совсем недавно разливавший по стаканам чемергес, — что конечно же, не ради собственного удовольствия, а исключительно в религиозных целях.

Разговор как-то сам собой стих, и собеседников вновь накрыл глубокий шум дождя. Изрядно коптя дизелем и разбрызгивая лужи, мимо протарахтел облезлый грузовик с рваным брезентовым тентом на кузове, притормозил в конце улицы возле полуразрушенного здания местной комендатуры.

Из кабины бодро выпрыгнул молоденький чекист в новенькой форме. Разглядев замок на дверях, развернулся и потопал по лужам к баррикаде. Приблизившись, скользнул равнодушным взглядом по мокрым, грязным, насмерть перепуганным лицам собравшихся тесной кучкой людей.

— Кто старший?

Среди ополченцев прошел невнятный ропот, некоторые даже начали неохотно подниматься, хотя их никто не принуждал. В темноте негромко и сдавлено матюгнулись, но продолжения не последовало.

— А вот и начальство пожаловало.

Дождь продолжался, словно в небесной канцелярии окончательно и бесповоротно прохудились небеса. Форма чекиста темнела прямо на глазах, что было подмечено с некоторой долей непроизвольного злорадства. Мы тут мокнем уже пару часов, а этот молодой крендель ошивается неизвестно где.

Неожиданно вперед шагнул невысокий, сильно прихрамывающий толстяк в рваной телогрейке:

— Ну, я старший буду. И чо?

— Фамилия?

Толстяк равнодушно пожал плечами:

— Кузьмин.

Чекист молчал, ожидая продолжения.

Вышла небольшая заминка, словно говорящий забыл собственное имя и мучительно старается его припомнить.

— Лешка меня зовут. — толстяк снова замялся, потом быстро поправился, — Алексей Дмитриевич. Кличут Кузьмой.

— Ясно, — нахмурился чекист.

Что ему вдруг стало понятно, осталось для всех непостижимой тайной.

— Сколько вас?

— Шестнадцать человек.

— Добровольцы?

— Так точно!

— Суицидники, — едва слышно прошипел кто-то из темноты.

— Отставить разговорчики, — чекист резко вскинул голову, старательно вглядываясь в темноту. Прожектора были нацелены на дорогу по ту сторону баррикады, разглядеть говорящего ему не удалось. Остряк самоучка мгновенно притих и больше признаков жизни не подавал.

— Все местные?

— Так точно!

— Подходить к грузовику строго по одному. После этого необходимо громко и четко назвать свою фамилию и адрес, получить оружие, боеприпасы, расписаться в ведомости. Понятно?

— Так точно!

— Всем все понятно?

— Так точно! — нестройный хор осипших голосов. Кто-то не прочувствовав момента, вякнул «ясно-понятно», но чекист пропустил нестроевую разноголосицу мимо ушей.

— Кузьмин, вы первый. Получить оружие!

Водитель откинул ободранный борт грузовика, ловко запрыгнул внутрь, присел на корточки, развязал тесемки и откинул мокрый край рваного и многократно простреленного брезента. Сильно хромая, толстяк двинулся к грузовику первым, остановился, не дойдя пару шагов, откашлялся и по уставно четко доложил:

— Кузьмин. Улица Пришвина, дом двенадцать, вторая квартира, — прокричал он, стараясь перекрыть шум дождя и завывания ветра. Над головой полыхнуло, и раскатистый удар грома огласил всю округу, как бы подтверждая право толстяка на владение огнестрельным оружием.

Водитель вытащил из груды автомат Калашникова, сунул в руки Кузьмину, затем подал три пустых магазина. Вытащил из-за пазухи и протянул для подписи толстенный бухгалтерский журнал.

Чернила под дождем сразу поплывут, а через пару минут и бумага раскиснет.