Последний конвой. Часть 2
Шрифт:
Пылающие колеса ядовито коптили небо, подойти к ним оказалось невозможно — слишком горячо. Вонь от горящей резины становилась просто невыносимой. Огненная лужа растеклась уже до середины прицепа, и теперь огненные языки лизали его днище. Еще немного — и вспыхнет груз, и тогда все старания напрасны.
— Эх, прицеп бы оттащить подальше, — расстроенно бормотал Петр Иванович, но его никто не слушал. Он и сам понимал всю бесперспективность совета. Ни один грузовик из состава колонны не сможет сдвинуть с места прицеп, в котором находится
И все-таки люди постепенно побеждали. Медленно, но упорно сбивали огонь с прицепа, приближаясь к пылающему остову кабины, все ближе и ближе. Да и мощь пламени заметно спала.
Правая рука уже совсем не слушалась, черенок лопаты выскользнул и шлепнулся на песок. Он потянулся к нему левой, подхватил и лишь тогда сообразил, что копать больше не может. Он знал, что времени почти не осталось, однако тянул до последнего. И вот теперь пришло осознание, что медлить больше нельзя, становится слишком опасно для окружающих.
Его время вышло.
Когда Петр Иванович выбрался из кабины и спрыгнул на землю, ступня правой ноги внезапно подвернулась, и он с трудом удержался, чтобы не шмякнуться оземь. Вскочил настолько резво, насколько мог себе позволить, постарался не подать виду. Ну оступился старикан, с кем не бывает? Отошел в сторонку и незаметно стащил с ноги сапог. Широкая темно-багровая полоса поднималась от щиколотки до самого колена.
Не помогла соляра. А может быть, и помогла, но далеко не сразу. Поторопился он залезать в воду. Нужно было подождать, пока горючее как следует размешается с болотной жижей, пока твари наглотаются углеводородов настолько, что у них начнется несварение желудка.
А теперь слишком поздно посыпать голову пеплом. Красноречивый рассказ Лидии непрозрачно намекал, что на этот раз уже точно все. Никаких шансов выбраться из передряги.
И все же, Петр Иваныч остался доволен. Не зря у смерти отпрашивался на денек, многое успел сделать. Пацанов от смерти спас, врачиху, еще и этого… студента… не вспомнить, как зовут… Васька, что ли? Впрочем, это совсем не важно. Главное, что он его спас. Закончит учебу, станет большим ученым, откроет какие-нибудь тайны вселенной. Может быть, даже придумает, как вернуть взбесившийся климат планеты в норму.
Петр Иваныч внезапно улыбнулся собственным мыслям.
Нужно было их, конечно, на берегу оставить, когда за прицепом поехали. Но кто же знал, что дно под колесами внезапно провалится в тартарары? Знал бы где упадешь, соломки бы настелил.
Он с досадой покачал головой, перед глазами опять поплыло. Закрыл попеременно то левый, то правый глаз. Что-то неладное творилось со зрением. По отдельности он видел вроде бы вполне отчетливо, но вместе глаза смотреть отказывались, изображение двоилось и расплывалось.
Нужно поторопиться, потому что времени совсем не осталось.
Посмотрел на старательно трудящихся пацанов.
Эх,
Ну значит — все?
И сам себе ответил.
Все! Пора. Семья ждет…
Он подошел к Гейману, осторожно положил руку на плечо.
— Лев Исаакович, отойдем, покалякать нужно.
— Позже нельзя?
— Нет.
Чекист напрягся, по лысине потекла струйка пота.
— Ну пойдем, поговорим, если срочно.
Гейман сунул черенок лопаты в руки соседа, выпрямился, извлек из кармана грязный платок и размазал сажу по лбу.
— Что у тебя стряслось, Иваныч?
— Давай отойдем подальше, — уклонился от прямого ответа Иваныч, пошагал первым, сильно прихрамывая. Нога почти совсем не слушалась, но при этом, как ни странно, ничего не болело. Вот совсем ничего! Даже сердце успокоилось, и проклятый голос молчал.
«Эй ты, сволочь, — мысленно произнес Иваныч, — рад, что я подыхаю, или нет?»
Ответа не последовало.
Это было очень странно или, скорее, непривычно. Он столько лет слышал в собственной голове похабный глумливый шепоток, что успел к нему порядком привыкнуть. Последствие тяжелой контузии, полученной в первые годы после катастрофы. Беспорядки, грабежи, стычки, перестрелки. Словами не объяснить, кто не пережил, тот не поймет. Пуля прошла по касательной, только слегка чиркнула по верхней части лба с левой стороны, оставила сильный ожог и тяжелейшее сотрясение мозга. А когда Петр Иванович пришел в себя после контузии, он первый раз услышал голос у себя в голове…
Они зашли за грузовик и остановились.
— Прости, Лев Исаакович, подвел я тебя, — ссутулившись произнес Иваныч, глядя прямо в глаза Чекисту, — не откажи старику в любезности, помоги уйти достойно. Не хочу мучиться… Не хочу, чтобы жалели. Да и боюсь заразить людей.
— Что? — политрук осёкся, догадавшись. Остолбенел на секунду, не закончил фразу.
— Я сам не смогу. Пробовал уже. Не получается. Помоги! Ну не пацанов же мне просить, в самом деле?
Лицо Геймана посерело, струйка пота незамеченной скатилась по щеке.
— Ну как же ты так, Иваныч? — с досадой произнес Гейман.
Тот лишь пожал плечами:
— Так получилось. Чего теперь после драки кулаками махать? Ни о чем не жалею, знал, на что иду. Врачица нам рассказала о червях…
Чекист отвел глаза в сторону и ничего не сказал. Значит, не совсем конченный человек, хоть малюсенькая совесть, но оставалась.
— Пацанов моих не обижай! Они наше будущее, мы-то с тобой свое пожили.
Гейман согласно кивнул головой.
— Сделай все быстро, у меня уже тело отказывает.