Последний конвой

Саморский Виктор Романович

Опять детей на убой пригнали.

«Ублюдки» принялись дружно выпрыгивать через борт, сразу зачавкало под начищенными сапогами новоприбывших. Кто-то закашлялся, кто-то закурил, не спросив разрешения. Сброд, а не вояки.

Родион отвел взгляд от ссыльных, повернулся к чекисту:

— Туши заберешь? У меня ледник переполнен. Складывать некуда.

— Могу, но только тонну. Ну максимум, — полторы. Говорю же — не на чем возить. Если и этот развалится, мы назад пешком пойдем.

— Жалко мясо, лейтенант, пропадет ведь. А в Метрополии голод…

— Да

если бы от меня хоть что-то зависело, капитан. У меня двенадцать застав в округе, а машина только одна осталась — вот это говно мамонта. Механик руками разводит, нет запчастей. Никаких нет. Вообще. Хоть расстреляй его, а ремонтировать технику нечем.

Родион взмахом руки подозвал дневального:

— Возьми пару бойцов из наряда. Патроны — в оружейку. Вскрывайте ледник, грузите туши в ЗИЛ. Берите те, что посвежее. Один черт, пропадет все. Погрузите, сколько лейтенант разрешит.

— Так точно, господин капитан.

— Выполняйте!

— Лейтенант, ты уж постарайся. Три дня мы продержимся, но не больше. «Свинорылые» и день ночь покоя не дают.

Он рефлекторно покосился на сторожевую вышку и суеверно сплюнул под ноги.

— Сделаю, что смогу, — отозвался чекист.

Родион подошел к неровному строю растерянных и перепуганных новичков. Критическим взглядом осмотрел пополнение, заприметил у одного их ссыльных лычки сержанта, кивком головы велел выйти из строя.

— Представьтесь.

— Сержант Измайлов. 438 статья УК Метрополии. Неповиновение приказу. Наказание — 3 года болот.

— За что? — по-простому спросил Родион, разводить церемонии смысла не имело.

— Отказ стрелять в гражданских.

— Ясно!

Родион повернулся к строю, откашлялся и негромко произнес:

— Бойцы, меня зовут Родион Сергеевич Быков. Я ваш новый командир. Времени у нас мало, поэтому ускорим процедуру знакомства. Сейчас по одному делаете шаг вперед, называете фамилию, должность, статью УК, срок наказания и причину, по которой вы оказались здесь. Всем понятна процедура?

Разброд и шатания. Кто-то просто кивнул головой, кто-то процедил сквозь зубы — «ясно», один или двое ответили по-уставному «так точно», остальные просто выматерились от души, не громко, но отчетливо. Стадо! Придется воспитывать…

— Сержант, командуйте.

Началась процедура представления.

— Сечкин, 438-ая, отказ стрелять в людей на площади.

— Маклинз, 438-ая, отказался открыть огонь по участникам митинга.

— … 438-ая, отказался принимать участие в расстреле осужденных…

— … 438-ая, часть вторая, перешел на сторону протестующих…

Родион сжал зубы так, что затрещали скулы, однако силой воли сумел удержать себя в руках. В Метрополии опять была заварушка. По всей видимости очень серьезная, и народу положили немало. Власть опять устояла, а голодных ртов стало меньше. Убыль населения в пределах запланированной нормы.

Последний ссыльный сделал шаг назад в строй. Знакомство состоялось. Требовалось сказать что-то умное, пафосное, приличествующее моменту. Но почему-то не хотелось. В голове опять запульсировала боль.

Он

сделал шаг вперед, к ближайшему ссыльному, ухватил ненавистный шеврон «миротворца» с нарисованным щитом и перекрещенными мечами, резким движением вырвал «с мясом». Швырнул кусок тряпки под ноги, не глядя, раздавил сапогом. У ссыльных разом отвисли челюсти.

— Отныне вы «драконы», — глухо произнес Родион, — новые знаки различия получите у коменданта. Напра-во! В казарму, бегом, марш!

* * *

Родион проснулся резко, словно от толчка, сон мгновенно улетучился, а тело отозвалось болью в мышцах. Как до упора сжатая пружина, готовая распрямится в любую секунду. Постоянное ожидание опасности мобилизует организм быть в тонусе всегда, даже во сне, чтобы успеть отреагировать за считанные доли секунды. Именно такова плата за жизнь в нелегких условиях болот. И хотя они остались в далеком прошлом, выработанные за эти годы рефлексы никуда не делись.

Что-то случилось…

Еще толком не сообразив, что произошло, Родион рывком приподнялся и сел на расстеленном прямо на полу школьном мате. Бегло осмотрел наспех вырытую землянку, спящих водителей и оружейный ящик в углу с расстеленной на нем картой и небольшой стопкой документов. Рефлекторно подтянул поближе автомат, зевнул, посмотрел на часы со светящимся циферблатом.

Совсем скоро нужно будет играть подъем, затем ужин и подготовка к новому переходу. Ночные и утренние часы, — единственное время, когда можно перемещаться по пустыне. Вода на исходе, «потеряшек» не нашли, а с ними пропал и самый ценный груз, без которого экспедиция в «пекло» потеряла всякий смысл.

Нет, подсказала интуиция, дело не в этом, что-то вышло из-под контроля пока ты спал.

Перед глазами все еще стоит покосившийся гнилой барак и лица ссыльных, приговоренных к штрафным работам на болотах. Родион помотал головой, проклятый сон никак не желал уходить обратно в царство Морфея.

Что-то случилось…

Родион резко встал и направился к импровизированному столу. Сгреб со стола жестяную кружку, увидел записку под ней, поднял, свернул и сунул в карман. Разбирать рукописный текст в полумраке землянки, то еще удовольствие. Прошел к баку с питьевой водой, зачерпнул и залпом выпил целую кружку, затем откинул полог и вышел на улицу. Поднялся по земляным ступеням, щурясь от яркого солнца, не спеша осмотрел лагерь. Подскочил дежурный, бойко отрапортовал стандартную мантру отчета. Вроде бы все в порядке, но чувство тревоги осталось.

Еще раз внимательно осмотрев технику, Родион отметил отсутствие УАЗика Чекиста и почувствовал, как что-то шевельнулось в груди. Вот оно!

— Где политрук?

— Уехал.

— Куда?

— Не сообщил.

— Та-а-к… — многозначительно протянул Эмиссар, вспомнил о записке, достал из кармана, развернул, прочел. Она оказалась короткой — «уехал искать, догоню».

— Жеваный крот, — произнес Родион, и краем глаза отметил, как побелел дежурный. Не часто подчиненным доводилось слышать мат из уст самого Эмиссара.