Последний полет Гагарина
Шрифт:
— Только мы будем знать об их успехах и находках, а они о наших — вряд ли.
— Очень надеюсь! — пробормотал Королёв с обычным своим скепсисом. — Мы убедились, что медлить нельзя. Пока американцы отполируют F-1 и ракету с этими двигателями, в один год не верю никак, мы обязаны научиться собирать на орбите лунный корабль, используя «семёрку». Жутко нерациональный, неизящный вариант, поспешный. Только чтобы первыми отметиться на Луне. А дальше будем летать на тяжёлой ракете. Знаешь, что обидно?
— Многое. Но что вы конкретно имеете в виду?
— Придётся зарубить наши наработки по тяжёлой ракете и начинать заново — под двигатель, сделанный
Я постарался спрятать улыбку, вылезая из «чайки». Мертворождённая Н-1 теперь не появится на свет, сожравшая столько сил, денег, нервов. А также драгоценного таланта Сергея Павловича. Пусть ему немного осталось, успеет главное — малый лунный корабль.
А ещё очень хорошо, что в Звездном никто не должен узнать раньше времени о советском аналоге «Сатурна». Иначе домашнего продолжения разговоров не миновать, Алла не отстанет: не ты ли собираешься на ней лететь.
Интересно, когда Ксюша подрастёт, тоже будет доставучая?
И лишь с большим запозданием в голове оформился самый главный вопрос: поступала ли в СССР развединформация об американском ракетном двигателе в покинутой мной реальности, если да, то почему F-1 не воссоздан на советской базе, «Протон», Н-1 и «Энергия» оснащались совершенно иными.
Похоже, я всё же не в своём прошлом, а в параллельном мире, в мелочах отличающемся. И хоть в нём трудно, опасно, здесь лишён некоторых преимуществ цивилизации, доступных в постсоветской России, мне этот мир нравится!
Глава 2
2
Встречи с трудящимися продолжались. Правая рука распухла от тысяч пожатий. Радостная гагаринская улыбка, наверно, казалась приклеенной. Отвечать взаимным радушием искренно я уже не мог, устав психологически. Но никогда не отталкивал людей, одна колхозница сказала, что мой полёт для неё был важнее свадьбы единственного сына — ну как тут оттолкнёшь, не позволив себя обхватить. Обнимался, подставлял щёки под поцелуи. В основном ездил на такие мероприятия в гражданке, форма быстро сминалась и принимала неуставной вид, что совершенно недопустимо, образцовый вид Гагарина был визитной карточкой Советской армии и всей страны, в пиджаке и брюках проще, сорочки менял, туфли, на которые наступали желающие потискать меня, протирал тряпочкой и щёткой перед очередной встречей.
Чёрная «волга» после таких встреч просаживалась кормой вниз едва не до глушителя, потому что багажник непременно наполнялся дарами доверху. По пути домой непременно сворачивал к детскому дому, сгружая туда всё съестное, кроме крепких напитков. Алле не всегда что-то довозил, однажды — целого запечённого поросёнка, половину отдали Нелюбовым, сами ели несколько дней… Вкусно, но уж очень много всего.
В июне посетил Гжатск, и обошлось без казусов. Я страшно торопил организаторов, народ собрался в Доме культуры какого-то местного предприятия, те, кому не хватило мест, заполнили площадку напротив. Мои сидели в первом ряду, но даже им уделил мизер внимания, пригласив приезжать в Москву почаще, сам общался с публикой с трибуны. Как всегда говорил о руководящей и направляющей роли КПСС, что главная заслуга в опережающих темпах освоения космоса не наша, отряда космонавтов, а партии и правительства, выделивших средства. Потом добавлял: вложенные ресурсы не из воздуха упали, а
Продолжительные аплодисменты.
Потом вышел из ДК и выкрикнул то же самое собравшимся перед ступенями. К «волге» меня не пропустили пешком, а донесли на руках.
Глубоко уверен, что если бы в шестьдесят втором году новый Первый секретарь избирался не составом ЦК КПСС, а всенародным голосованием, я выиграл бы у Шелепина с колоссальным отрывом. И это был бы неправильный выбор. Да, популярен, точно так же как находился в фаворе у населения Калифорнии Арнольд Шварценеггер, легко выигравший губернаторское кресло. Имей американское происхождение, мускулистый мужик баллотировался бы в президенты и со своими «аста ла виста, бэби» и «айл би бэк» точно разорвал бы в клочки любого соперника. Но вряд ли бы стал квалифицированным главой государства, как и я — хорошим Первым секретарём. Навыки прыжков с парашютом и выдержка на перегрузках не помогут в управлении страной. Раскрученность и компетентность — зело разные материи, я совершенствовался только в пиар-акциях, следующая выпала на Калинин.
С замиранием сердца смотрел на калининские церквушки, памятные с детства, с того детства, не гагаринского, изгиб Волги… А среди восторженно встречающих первого космонавта заметил немолодых мужчину и женщину.
Лучше бы отвернулся, но что-то не позволило. Шепнул заместителю председателя облисполкома:
— На площади справа стоят двое лет пятидесяти: мужчина в сером пиджаке, брюки заправлены в сапоги, рядом женщина в цветастом платке, красная кофта, чёрная юбка. Видите?
— Мне бы такое зрение как у космонавта, Юрий Алексеевич! — чиновник напряг глаза, укрытые за линзами очков. — Точно, вижу.
— Если не ошибаюсь, мои знакомые. Встреча с населением минут через двадцать закончится, можете привести их в исполком, куда-нибудь в отдельный кабинет?
— Конечно! Не сомневайтесь, Юрий Алексеевич!
Он порскнул в их сторону, прихватив милиционера из числа охраняющих трибуну, породив неприятное ощущение, что доставку приглашённых обставит как задержание. Нет, не оплошал, через полчаса мы уже сидели в председательском кабинете, пышная секретарша суетилась вокруг, наливая чай и угощая пряниками.
Представился:
— Юрий Гагарин, лётчик-космонавт. А вы…
— Харитонов Виктор Степанович и жена моя, Харитонова Ольга Макаровна. Местные мы, из Калинина. Родились здесь, когда он при царе Тверью назывался.
Я проглотил комок в горле. Именно такими их и запомнил. Папа уйдёт через год, опухоль в мозге, мама вслед за ним через два. Совсем не старые. Их фотографии стояли в моей квартире, когда принял на грудь, услышав про спутник Зимбабве… Их и внучкино фото.
— А дети есть? Защитники Родины.
— Так сын один остался, Павел. В апреле в армию пошёл. Хотел в лётчики, как и вы, Юрий Алексеевич. Но военкомат отправил в мотострелки.
Ох, какие бы были ощущения, если бы в личине Гагарина встретил себя самого, восемнадцатилетнего нагловатого юнца? А, плевать, просто глянул бы снизу вверх и ничего не сказал.
В голове двоилось. В этом мире привык считать родителями Гагариных, но и передо мной — папа и мама! Другие и тоже родные. Башня треснет от таких мыслей.
Соврал им, что они очень напомнили старых знакомых из Гжатска, захотелось поговорить о житье-бытье, когда видишь людей огромной массой с трибуны — не то.