Последний рубеж
Шрифт:
– Точнее не бывает. Группа крови – АБ. Резус-фактор – плюс. Мутация известного нам гена – плюс-минус. Полное совпадение с данными Курта Воленхейма. У Арнарди – группа Б и мутация плюс-плюс.
– Помните на память? – удивился Колб.
– Помню, – заверил Харднетт. – Я много чего помню. Даже свое имя.
Пропустив колкость мимо ушей, начальник штаба спросил:
– Выходит, это Арнарди замочил Воленхейма и спер раймондий?
– Все же напираете на то, что было убийство. Где тогда тело?
Колб опять проверил
– А допустим, Арнарди его с собой забрал или закопал где-то.
– Ну, давайте допустим, – согласился Харднетт и стал рассуждать: – Допустим, убил. Допустим, забрал или там закопал. Допустим, табличку написал. Но вопрос все тот же: кто тогда пульт мортиры лапал?
– Черт, забыл! – Колб несколько раз стукнул себя по голове кулаком. – Мозги кипят. Не, ну а как иначе?
– Пока не знаю. Плохо, что связи нет. Пробили бы «пальчики» и определились бы: кто, за что и после кого хватался. Картина бы хоть немного прояснилась.
– Что поделать, – вздохнул Колб, – Долина Молчания мать ее за ногу!
Произнес он это так, будто лично был повинен в том, что Долина Молчания является Долиной Молчания.
– Вот то-то и оно, что Долина Молчания, – сказал Харднетт. – Поэтому с уверенностью могу сказать только одно: кровь, что обнаружена внутри вездехода, принадлежит Курту Воленхейму.
– Это что же у нас получается? Арнарди его не убивал, но кровь… Кровь – вот она. Значит, он его ранил?
– Все может быть. Может, Арнарди его ранил, а может, Воленхейм в носу ковырялся и сам себе там все расцарапал до крови.
– Столько кровищи из носа?
– Я для примера.
Начальник штаба какое-то время молчал, потом вдруг оживился, сполз вниз и начал изображать, как оно все, на его взгляд, могло случиться.
– Вот представьте, господин полковник. Идет между ними ругань. Воленхейм там, наверху, с винтовкой, Арнарди здесь, внизу, с «Вороном». Есть у него такой. Наградной. Ну и вот. Тот там, а этот тут. Расплевались и ну засаживать друг по другу.
– Мы ни одной гильзы формата СН не нашли, – напомнил Харднетт. – Тут кругом только семь шестьдесят два на пятьдесят один. Двести процентов – Арнарди из своего «Ворона» не стрелял.
– А может, он гильзы подобрал?
– Так тщательно прибрался? Это ночью-то и впопыхах?
– Ну и что, что впопыхах? Запросто.
Харднетт покачал головой:
– Смеетесь?
– Ладно, пусть не стрелял, – нехотя согласился Колб. И тут же выдвинул новую версию: – Значит, нож метнул. У него десантный был. Я лично видел. Во-о-от такой вот здоровенный тесак.
Начальник штаба показал руками длину ножа.
– Ну и что дальше? – спросил Харднетт.
– А дальше вот так. – Колб встал в боевую стойку и изобразил, будто выхватывает и кидает нож. – Метнул и ранил Воленхейма.
– А тот?
– А тот, истекая кровью, продолжил по нему палить из восемьдесят шестой.
– И
– Почему промазал? Как можно промазать самонаводящимися?
– Вот и я о том же. Нельзя промазать. Но там, внизу, крови-то нет. А судя по количеству выпущенных пуль, должно быть море крови. Насчет моря вру, конечно, но литров шесть – точно.
– Вот черт! – Колб растерянно развел руками. – Ну давайте поищем ее, что ли. Может, в грунт впиталась? Не по пустому же месту он стрелял.
– Не стоит искать. Бесполезно.
– Почему?
– Если бы Воленхейм убил своего напарника и умотал с грузом, то опять же: кто и зачем лапал пульт мортиры?
– Вот черт! – повторил Колб и сплюнул себе под ноги. – Чертовщина какая-то! Ничего не понимаю!
– Да, мозаика пока не складывается, – хладнокровно произнес Харднетт. – Чего-то не хватает, чтобы ее сложить.
Колб не сдавался:
– Значит, они оба остались живы. Один, скорее всего – Арнарди, умотал на тягаче, а другой, скорее всего – Воленхейм, остался на Колее. И он какое-то время находился без сознания. Потом – бац, очухался. Кинулся к пульту мортиры. Обнаружил, что поздно, и остыл. Точнее не совсем остыл, а выбрался наружу и засадил от досады из винтаря по пустоте.
– Версия впечатляет, – заметил Харднетт. – И куда потом делся?
– Пустился в погоню за сукой.
– А смысл? Какой смысл кидаться в погоню, истекая кровью? Не проще было на месте подмоги дождаться?
– Проще, конечно, но мало ли что у него там, – Колб постучал себя по голове, – переклинило.
– Это сильно, – с немалой иронией в голосе заметил Харднетт. – Один – безумный ворюга, второй – просто сумасшедший. Сильно – слов нет! Под это дело все можно подогнать. Что угодно. Все нестыковки.
Начштаба обиженно развел руками:
– Тогда увольте.
Демонстративно плюхнулся на валун и закурил. Дескать, раз так, я умываю руки. Полковник снисходительно усмехнулся, спустился вниз и принялся обследовать поверхность вездехода.
– Чего вы там ищете? – не выдержав и двух минут демарша, поинтересовался Колб.
– Похоже, раненый из вездехода не вылезал, – продолжая нарезать круги, ответил Харднетт. – Крови на броне нет. Ни капли.
– Значит, перевязал себя, – сказал Колб таким тоном, будто это само собой разумелось.
Харднетт не стал спорить, кивнул:
– Возможно.
– Точно говорю. – Колб щелчком отправил окурок в полет. – Что дальше-то делать будем, господин полковник?
Харднетт не ответил, он как раз в эту секунду заметил лежащий между камнями окурок сигары. Наклонился, вытащил из кармана целлофановый пакет и осторожно засунул в него находку.
Колб поднялся и пошел навстречу:
– Что-то нашли?
– Ваш? – показал Харднетт.
Начштаба глянул и замотал головой:
– Обижаете! У меня фирменная «верблюжатина».