Последний рубеж
Шрифт:
Без суеты и спешки вынул из кобуры пистолет и, осторожно приподняв зеркало над плечом, глянул за спину: кто это у нас там такой любопытный?
Метрах в десяти торчал из песка белый, похожий на слоновую черепаху, валун. Из-за него-то и выглядывал ребенок мальчишка лет восьми от роду. Странный. Лицо маловыразительное, бесцветное, глуповатое даже. Глаза навыкате, круглый рот полуоткрыт, язык не помещается во рту. Дурачок дурачком.
Дурачок, который оказался не в том месте и не в то время.
Харднетт ослепил его солнечным зайчиком. Маленький шпион мгновенно нырнул за камень. Но через несколько секунд
Вытащив из баула пестро раскрашенную банку замзам-колы, Харднетт поднял ее над головой и крикнул:
– Хочешь?!
Мальчишка, сообразив, что его обнаружили, вновь скрылся.
И опять показался. Как поплавок при клеве.
– Хочешь сладкой воды?! – еще раз предложил Харднетт, зазывно потрясая банкой.
И не выдержал пацан. Дрогнуло сердечко. Подошел.
Полковник не стал лишать мальца удовольствия, дал допить до конца. Только потом свернул ему шею. Молниеносным, отточенным и потому милосердным движением. Ребенок рухнул к его ногам, не успев ни испугаться, ни вскрикнуть, ни почувствовать боли.
Заваливая тело ребенка камнями, Харднетт тихо проговорил:
– Ты, пацан, извини, что так вышло. Ничего личного. Так нужно для дела. Твоя смерть многим-многим другим пацанам жизнь сохранит. Поверь. Так что – гордись собой. И упокойся с миром.
Закончив с погребением, полковник отряхнул руки, еще раз огляделся по сторонам и в поисках моральной поддержки посмотрел наверх.
Чужое небо его поддержало.
Эта выцветшая стихия над бескрайней оранжевой пустыней была такой бездонной, что в ней тонуло все человеческое. Все. Даже разница между жестокостью и милосердием.
Без остатка.
Стражники у городских ворот порывались проверить содержимое баула. Пришлось отозвать в сторону одного из этих жирных котов и сунуть в лапу пригоршню монет. Пропустили без обыска.
«Люди как люди, – подумал Харднетт, когда ворота остались за спиной. – Знают свою цену. С такими можно работать». С Южного Холма, где располагалась застава, Киарройок предстал таким, каким и должен был предстать – не блистательной столицей, а заштатным городишком, который, вынырнув в результате Контакта из тьмы смутного времени на светлый путь присоединения к Большой Земле, изо всех сил стремится пройти аккультурацию ускоренными темпами. Торопится с помощью чужих советов и внешних инвестиций перепрыгнуть из позапрошлого века в нынешний, минуя прошлый.
С высоты холма было видно, что во всех районах города нависают над нулевыми циклами стрелы многочисленных башенных кранов. Что там и тут тянутся вверх густые леса монтажно-строительных систем. Что с десяток свежеиспеченных небоскребов уже сверкают хромом и стеклом, в их числе и обязательные Башни Близнецы.
На фоне невзрачных жилых массивов новенькие высотки выглядели дико. Столь же дико, как и горящие огнями рекламные щиты крупнейших корпораций Большой Земли на облупленных фасадах и обветшалых крышах старых зданий. Глядя на полуразрушенную пожарную башню, над которой трещал на ветру огромный баннер с логотипом «Замзам Корпорации», Харднетт только головой покачал: «Ну надо же – эти уже тут». И невольно промурлыкал
– Замзам-кола – всегда и всюду…
Здешние градостроительные решения в целом поражали своей необдуманностью. Чувствовалось, что отцы города активно выносят в перестроечном угаре из дома всех святых. В результате – ничего хорошего. Тотальная война стилей. Новое наползало на старое, отвоевывая пространство под завораживающие, но малофункциональные изыски. А старое в отместку атаковало своей адово-прямолинейной геометрией чуждое ему новое. И получалось, что куда ни посмотри, на первый взгляд вроде бы и ничего, смотрится душевно, а чуть сменил ракурс – и вот она, мерзкая эклектика, убогое дитя спешки и натиска. Короче говоря, облик столицы Схомии не вдохновлял. Впрочем, осмотр местных достопримечательностей и дизайнерских шедевров в планы Харднетта не входил. Он прибыл в город не праздным туристом. К тому же знал Киарройок до последнего закоулка. Лучше него столицу знал, возможно, только здешний ветер. И то не факт.
Благодаря знаниям, обеспеченным высокими технологиями, полковник выбрал путь, быть может, и не самый приятный, зато кратчайший. Сначала бодро прошагал вдоль покрытого ржавой ряской водного канала, потом по мосту, каждая третья доска которого прогнила, перебрался на другой берег и, зажимая нос рукой (уж больно густо смердело там жженой резиной и костяным клеем), миновал фабричный квартал. Оттуда свернул на северо-восток и какое-то время шел под пристальными взглядами детей и старух по улице, застроенной черными от сажи бараками. Дойдя до пустыря, полковник ловким слаломистом спустился по узкой тропе в заваленный помоями овраг, где под ногами – ходящая ходуном слякоть, а над головой – вечно голодные черные птицы. Через полкилометра он вынырнул живым и невредимым, перебрался через руины древней стены и оказался на месте – в районе центральной площади.
А вот пройти к зданию консульства Большой Земли оказалось делом не простым. Вроде вот оно, рукой подать. Ан нет – не подойдешь. Площадь Единения плотно оцепили наряженные в парадные мундиры солдаты президентской гвардии. Эти неприступные здоровяки в аксельбантах до пупа и в уморительных касках, похожих на посеребренные черепашьи панцири, стояли по всему периметру плечом к плечу.
Перед гвардейцами толпились любопытствующие горожане, а на самой площади полным ходом шел военный парад. Вовсю гудели трубы, грохотали барабаны, гремели литавры и цокали копыта. Под бравурные звуки мимо украшенной гирляндами трибуны, где пыжились от своей значимости не последние люди Схомии, скакали, старательно выдерживая равнение и дистанцию на одного линейного, кавалерийские колонны.
Собравшиеся на площади горожане радостно галдели, выкрикивали здравицы, махали шляпами и вытягивали на руках детей, чтобы лучше могли разглядеть чумазые спиногрызы уходящих в дальний поход героев.
«Для веселья толпе совсем не обязательна свобода, достаточно пафосного церемониала», – подумал между делом Харднетт и, хлопнув одного из зевак по плечу, проорал ему прямо в ухо:
– Что творится?
– С неба свалился? – удивился мордатый аррагеец.
– Ты угадал.
– Оно и видно… Парад идет. Муллваты совсем с ума спятили. Великий Арркен, любимец Бога, посылает солдат, чтобы поставили на место наглецов.