Последний Совершенный Лангедока
Шрифт:
– О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои – как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними; как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока – ланиты твои под кудрями твоими; два сосца твои – как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями, [135]
135
Книга
– прошептал я на ухо девушке.
– На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: «не видали ли вы того, которого любит душа моя? [136]
– подхватила Альда и нежно дотронулась губами до мочки моего уха.
У меня перехватило дыхание, мир вокруг исчез, только звёздный хоровод незримо кружил над нами.
136
Книга песни песней Соломона 3:1-3.
– Запертый сад – сестра моя, невеста, заключённый колодезь, запечатанный источник…
– Поднимись ветер с севера и принесись с юга, повей на сад мой, – и польются ароматы его! – Пусть придёт возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его. [137]
Завтрак мы, конечно, проспали и выбрались из комнаты ближе к обеденному времени. Спешить было некуда: трубадур, наверное, давно уехал, ну, а Тулуза… Тулуза подождёт!
137
Книга песни песней Соломона 4:12, 16.
Каково же было наше удивление, когда в трактире мы увидели Юка. Он развалился на лавке у стены, прихлёбывая из кружки. Вид у него был помятый, но довольный. Увидев нас, он отсалютовал кружкой.
– Сначала я решил, что вы давно в пути, – сказал он. – Ночка у меня выдалась, хе-хе, полная трудов, так что я малость проспал. Спрашиваю у трактирщика: «Уехали? Нет, говорит, не выходили ещё». Ну, думаю, тогда надо ждать. Я же обещал вас до Тулузы довести? Обещал. А Юк де Сент Сирк своё слово держит. Завтракать будете?
Мы переглянулись. Трубадур вёл себя так, будто вчера между нами ничего не произошло. Общество его нам было противно, но бить горшки на глазах чужих людей тоже не хотелось. Что ж, потерпим этого фигляра до Тулузы.
Лошади наши выглядели сытыми и отдохнувшими, были хорошо вычищены, и, оставив хорошую плату конюху, мы выехали из городка. Трубадур не обманул: вскоре нам встретилась широкая, мощёная древним камнем дорога. Камни поросли травой, а некоторые треснули, но в целом дорога была вполне исправна. Я подивился мощи империи, которая в незапамятной древности покрыла свои владения сетью вот таких дорог.
Не торопясь, мы ехали по обочине. Утром я купил соломенные шляпы для нас и для наших лошадей, чтобы злое дневное солнце не напекло головы. В конских головных уборах пришлось проделать дырки для ушей. Глядя на лошадей в шляпах, Альда умирала со смеха – в Лангедоке такое никому не приходило в голову – но
Трубадур ехал впереди, напевая под нос скабрёзные песенки. Мы с ним не разговаривали. Время от времени он поднимался на стременах и что-то высматривал. Я не обращал на это внимания, полагая, что Юк просто боится заблудиться. Как вскоре оказалось, не обращал внимания зря.
Вскоре я услышал стук копыт, позвякивание железа, неразборчивые голоса. К нам приближался воинский отряд. Я остановил лошадь и огляделся в поисках убежища, но придорожные кусты могли укрыть разве что кролика.
Из-за поворота показались всадники. Впереди ехал рыцарь в богатой одежде, за ним солдаты. Увидев незнакомцев, рыцарь остановил коня и поднял руку. Конники сноровисто взяли нас в кольцо, опустив копья. Рыцарь настороженно положил руку на рукоять меча и сделал знак, чтобы мы подъехали. Делать было нечего, и я тронул пятками коня.
Рыцарь был одет в кольчужный хауберк, [138] его капюшон был откинут на спину. Светлые длинные волосы всадника прикрывала шапочка. Поверх кольчуги на рыцаре было длинное белое сюрко [139] с красным крестом на правой стороне груди. С высоты громадного жеребца-дестриера на нас смотрели холодные голубые глаза.
– Кто ви есть такие? – страшно коверкая французский, каркнул рыцарь и что-то скомандовал солдатам на своём языке.
138
Хауберк – вид доспеха. Представлял собой кольчугу с капюшоном и рукавицами.
139
Сюрко – род туники, обычно белого цвета. Носить ничем не прикрытые доспехи считалось неприличным. На сюрко нашивали герб владельца, а крестоносцы – католический крест.
Услышав эти слова, трубадур очень оживился и вдруг заговорил на том же языке. По-моему, это был язык алеманов, я слышал его от некоторых крестоносцев в Константинополе, но, конечно, не понимал ни слова. Брови рыцаря удивлённо полезли верх. Он что-то спросил у трубадура, тот ответил, и между ними завязался разговор, причём рыцарь как бы выплёвывал слова, а интонации трубадура были до отвращения угодливыми. Впрочем, возможно, мне это только казалось, ибо я более не видел в Юке ничего хорошего. Закончив разговор, рыцарь опять что-то крикнул своим и, не глядя на нас, развернул коня. Солдаты подняли копья, но продолжали удерживать нас в полукольце. Свободной оставалась только дорога вперёд.
– Нам надо ехать с ними, – сказал трубадур.
– Зачем?
– Н-ну… Можно сказать, мы пленники, дорогой мой Павел, – не без ехидства пояснил Юк.
– Кто эти люди? Зачем они нас захватили?
– Как кто? Ты что, не понял? Это же крестоносцы!
– Какие ещё крестоносцы?
– Ну, такие, знаешь ли, с крестами на одежде. Ты что, не видел у рыцаря крест на сюрко?
– Да откуда здесь крестоносцы?!
– Ты что, совсем дурак?! – начал терять терпение трубадур. – Папа объявил крестовой поход против еретиков Лангедока! И мы угодили прямиком в лапы крестоносцев. Этот благородный рыцарь командует дозором, охраняющим войско. Ну, и, ясное дело, дозор задерживает всех встречных, которые кажутся подозрительными рыцарю.