Последний танец Кривой белки

Цуприков Иван

– Эт-то т-телох-хранитель С-свалова.

– Вот, в прошлом году я об этом и узнал. Он меня не увидел в толпе, и хорошо, может, и Свалов меня не знает. А Кузя, что? Мент он есть мент, законник: нет доказательств, что Свалова это дело. А я одного из геологов все же нашел. Плохо спрятали.

В мае, во время половодья, нашел пол черепа да рванную одежду. Это уже была волчья работа. По оставленным следам их клыков понял. Медведь бы ничего не оставил. Хотя, кто знает. И те бандюги все прошлое лето здесь таскались, вот поэтому и не знаю, идти нам сейчас в ту избу или нет. А Семка говорит, нет, не иди, - и посмотрел в глаза Михаила.
–

Думаешь, у меня крыша поехала?

Михаил смущенно посмотрел то на Виктора, то на крест у могилы.

– Я т-т-тож-же в-видел ег-го, - и указал подбородком на крест.

– Врешь, - бросил в сторону сломанную ветку Муравьев.

– Н-нет. И д-девуш-шку, свет-тлую т-такую, л-лет п-пятнадцати. Т-только он-н с-сказал м-мне, чтоб-ьы ух-ходил я и н-не меш-шал т-теб-бе, - опустил в землю глаза Михаил.

– Правда ли?
– посмотрел в глаза Михаила Виктор.
– Вот, Семка, всегда был хитер, и сейчас на Том свете, а таким же остался. Значит так, пойдем-ка за болото, у реки будем жить, в медвежьем царстве. А там посмотрим, есть ли здесь Сваловские выродки.

– А з-золото?

– Не нашел я его. И Кузя говорит, что про геологов и золото кто-то слух пустил.

– А т-ты ж-же видел ег-го?

– То разве золото? Моя задача их схрон здесь найти. Оленя-то бьют, а тем вертолетом, на котором здесь они летают, не увезешь того мяса. Значит, кто-то его здесь кушает. Поможешь?
– Муравьев вопросительно посмотрел на Михаила.

– А Унху?

– Чувствую, это они следом за нами идут, а не йети. Пусть идут. Я по своему следу потом капканы поставлю. Сюда простые охотники не ходят, старый зимник на Сосьву в километрах пятнадцати проходит, болотом с нашим местом разделен. По нему в основном лосятники ездят на вездеходах зимой. А с этой стороны пойма, которую с хантами переходили. Место колдовское. Так что, посмотрим, - и указал рукой на мусор из сломанных веток.
– И если умные - в избу пойдут, а мы туда с тобой, - махнул рукой за спину Степнова.

– А с-собаки?

– Они - волки, Мишенька, волки! Они не гавкают, а хватают и рвут на части. А пошли за мной потому, что знают меня. Их мать со мной водилась, я весной с ними играл, да кое-что прибрал с нашего постоянного места отдыха.

– Ч-что?
– не понял Михаил.

– Да, кусок шкуры оленьей, на котором они спать любят, она в рюкзаке. Ладно, дальше сам догадаешься обо всем, не маленький. Амп, Вой, за мной!
– приказал собакам Муравьев.
– А если то был сваловский хвост, что за нами идет, то дня через три он окажется у моей избы. Так что, у нас еще день, получается, есть. Мы сократили дорогу на два дня, пройдя по пойме реки, а там, если обходить, трясина и речка Эсска, она их сильно влево от избы уведет.

Пошли. Это - последние их деньки.

Когда Виктор посмотрел в глаза Михаила, тот невольно отшатнулся назад от него, таким злым Степнов никогда не видел Муравьева.

– Они у меня за все расквитаются! За все! И Кузе не оставлю их живыми. Только бы шаман не помешал бы мне.

Глава 14. Хромая белка

Землянка Виктора была необычной. Выкопана в обрыве, вход в нее спрятан в растущем кустарнике, метра на два-три выше болота. Рядом с ним торчит с раскинутыми во

все стороны длинными щупальцами корень сосны, вывернутой из земли, наверное, ветром. Дерево иссохло, седое, потрескавшееся по всей своей длине. Его ветки на вершине почти не сохранились, от них остались только небольшие очертания.

По стволу этого дерева, Виктор, похоже, и спускается в землянку, чтобы не протоптать в ягеле, покрывшем землю, тропки.

Второе, что удивило Михаила, помещение землянки находится в метрах трех от входа, куда можно пройти через коридор, поворачиваемый влево. Пол землянки устлан бревнами, обсыпанными множеством полусгнивших веток. Стены обложены бревнами, как пол и потолок.

Создавалось такое впечатление, что спертый запах, стоявший в землянке, был живым и имел когти, которыми в буквальном смысле царапал Михаилу глаза и горло изнутри.

Подобравшаяся к глотке тошнота вытолкнула Михаила наружу.

– Нужно раму открыть и проветрить помещение, - выскочил за Степновым из землянки Виктор.
– Эта сторона сопки из глины.

– Такое впечатление, что в ней жил медведь, - пытаясь глубоко вдыхать в себя свежий лесной воздух, громко сказал Михаил.

– Выходит, - согласился Муравьев.

"Рррррр", - оскалив зубы, остановился у входя в землянку Амп.

– Тихо, тихо, иди отсюда, - отогнал собаку Виктор.
– Не твое это место.

Поведение ощерившегося Ампа говорило о том, что предположение Михаила о спячке зимой в этой землянке медведя, подтвердилось.

– Медведя здесь много, это да. И, выходит, прозимовал здесь. Но, и мы посидим здесь ночью, не в землянке, так подле нее.

– А-а-а.

– Мишенька, а если это действительно за нами хвост сваловских ребят идет? А? В той моей избе, куда тебя веду, они нас быстро почикают. Жаль, думал картошки выкопать, заскучился за домашней едой. Эх, вот такие вот дела, Мишенька.

– Я уж-же не в-верю т-т-тебе.

– Да, да, Мишенька, я себе уже иногда совсем не верю. Ну, это ладно, срок, оговоренный с Кузей, подходит к концу. Говорить ты уже научился, думаешь, как профессор, равновесие тела держишь, а что еще нужно журналисту? Так?

Так что, через десять дней, вернее девять, тебя к Кузе и отведу, - в словах Муравьева слышалась обида.

– А волчья нор-ра, ты говорил, где-то рядом с этой б-берлогой?

– С землянкой, - повысил голос Виктор.
– Говоришь, что не веришь мне. Ну, ладно, пойдем, покажу. Воя с Ампом туда нужно заселить.

Нора, похоже, была в метрах тридцати от землянки и жилой. Свежие куски сухой глины, выкинутые из нее животным, были разбросаны вокруг. Когда Виктор присел около входа в нее, из дыры послышалось рычание.

– Амп!
– воскликнул Виктор, и в то же мгновение, поскуливая, из норы выглянула собачья голова.
– Молодец, молодец!
– похвалил его Муравьев.
– Ну, вот и все, Мишенька, собаки сами это место для себя и выбрали. А запах у них не собачий, а волчий.

– Теперь, значит, так, Мишенька, - продолжил Виктор.
– Здесь мы на свободе, но при всем этом должны бдить. Здесь есть медведь, он кормится у реки и болот, там, за сопкой. Сюда иногда заходит, но близко не подходит. Может, моего запаха побаивается, да, и корма у него здесь всегда много, независимо, засушливое лето или нет. А там, где моя изба, его нет. Почему, не знаю, скорее всего, из-за того, что там выруба. Они зарастают березой, осиной, сосной, но медленно. Все.