Последний танец Кривой белки
Шрифт:
"Стелется синею рясой
С поля ночной холодок...
Глупое, милое счастье,
Свежая розовость щек!"
А Виктор, сидящий рядом, все тыкал да тыкал Михаила в локоть, наверное, для того, чтобы тот слушал Тишку и не отвлекался, не смотрел по сторонам.
Когда Тишка закончил читать стих, Михаил поднял руку, прося внимания, и сказал:
– З-зак-кужилась лис-ства золотая
В роз-зоват... в-воде на пруду,..."
– Словно бабочек легкая стая с замираньем летит на звезду, - перебил, а, может, просто помог Михаилу улыбающийся Тишка, продолжив читать
– Я сегодня влюблен в этот вечер,
Близок сердцу желтеющий дол.
Отрок-ветер по самые плечи
Заголил на березке подол.
Михаил, смахнув слезу, слушал Есенина из уст ханта и ждал того момента, когда у него появится возможность спросить, не пишет ли Тишка сам стихи. Многие поэты, которых он знал в Снеженске, в Советском, в Москве и Самаре, могут наизусть прочитать не только сотни-тысячи своих стихотворений, но и многих других своих любимых поэтов.
– Да, Миса, Сережу Есенина я люблю, - чуть наклонив голову и приложив руку к сердцу, сказал Тишка.
– А еще люблю, эта:
Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать...
Где ты, где, моя тихая радость,
Все любя, ничего не желать?
Михаил поднял руки и, встав, поклонился Тишке:
– Спасибо! Я т-тоже люблю С-сере-ж-жу Ес-сенина. А у в-вас есть его к-книга?
Тишка помахал головой.
– Миса, это я тоже люблю. А эта?
– и, снова растянув широкую улыбку на щеках, тихо-тихо, почти шепотом, начал читать другое стихотворение.
– Тиш-шка, вы т-тож-же п-п-пишите стихи?
– Нет, - снова широкая улыбка озарила лицо ханта.
– Читать люблю. Я был артистом в школе, читал Есенина. А потом мы с Яшкой ушли сюда. Нас Хромой Белка позвал, нас Йипыг-ойка позвал.
– И вы д-довольны?
– Конешно, конешно. Ты сам скоро все узнаешь, Миска. Оставайся у нас, оленя пасти будем...
– поторопился поддержать эту тему улыбающийся Яшка.
...Михаил слез с топчана и вышел из избы. Сырой холодный воздух тут же окутал его прохладой. Луна уже была почти полной. Ее свет пробивался к земле через туманное покрывало, окутавшее кустарники, изгородь, крышу дома. Подбежавшая к Михаилу собака остановилась в нескольких метрах и вопросительно смотрела на него, повиливая хвостом.
– К-как т-тебя зову-ут?
– обратился к ней Степнов.
Но она в ответ только виляла хвостом, не сводя с него глаз.
Что-то хрустнуло вдали, и собака в это же мгновение исчезла.
Туман начал наливаться молоком, застилая своим покрывалом землю. Такого Степнов еще никогда не видел и поэтому не сводил глаз с хорошо освещенного луной двора. Земля в данный момент ему почему-то сейчас напоминала воду. Он хорошо видел, как по ней идут волны от легкого бриза, по разводьям, играющую рыбу. Только она в воде могла создавать всплески, ловя плавающих насекомых или мальков.
Почувствовав опьянение, Степнов стал сильнее вдыхать воздух, который почему-то потерял свою прохладу, став вязким и более сырым.
Обтерев мокрое лицо, Михаил расстегнул ворот куртки, осмотрелся по сторонам и невольно вздрогнул, увидев снова в метре от себя
Тень, на мгновение прикрывшая лучи светящейся луны, была почему-то белой. Эту птицу, бесшумно пролетевшую над ним, Михаил заметил боковым зрением. Она, расправив крылья, села на нижней ветке дерева, но, сколько ни всматривался в это место Михаил, саму ее он не видел. Ветка была в тени.
Подняв ногу, Михаил аккуратно опустил ее назад, просматривая, не находится ли он сам в этой воде. Она тут же пошла кругами, но почему-то при этом, у него не было ощущения, что он находится в воде. Земля была твердая и сухая.
– Кео, - кто-то воскликнул над ним.
– Здравствуй, странник.
Замерев, Михаил, поднял глаза, ища того, кто с ним поздоровался.
– Здравствуйте, - прошептал он.
– Кео, вы, Йипыг-ойка?
– Мишенька, вставай, вставай, - услышал он голос Виктора Муравьева.
Открыв глаза, Степнов, удивился, оказывается все то, что он только что видел, было сном. В избе темно, оранжевые блики от печи играют на потолке и стенах.
– Мишенька, туалет у них справа от входа, это - ведро. Его утром Тишка относит к реке и моет его. Сейчас луна полная, яркая, сходи, увидишь ведро.
– А, к-как т-ты уз-знал, что я, - Михаил попытался узнать, как Виктор догадался о его сильном желании помочиться.
– Ты, Мишенька, ерзать во сне начал и кричать: вода, вода. Может, с тобою выйти, Мишенька?
– Н-нет, с-спасибо, - громко произнес последнее слово Степнов.
– 2 -
И снова не спалось.
"Интересно, где же здесь река, в которую ханты относят свои ночные испражнения?
– размышлял Михаил.
– Вроде, Яшка с Тишкой об этом даже и слова не сказали. А зачем их в реку сливают? Скорее всего, для того, чтобы вокруг дома не мусорить, и разные инфекции здесь не распространять. А вода это все растворяет и уносит, превращая фекалии в удобрения. А, вот, олений навоз, это тоже хорошее удобрение. Глупое сравнение, Тишка ж с Яшкой его не относят в реку, разве, что в огород. Да, да, и картошка у них очень вкусная здесь растет".
Михаил перевернулся на правый бок, поправил под головой рукав куртки и снова прикрыл глаза.
"А что меня ждет завтра, послезавтра? Жизнь в лесу, лечение у шамана? А кому после этого я нужен? Тишке с Яшкой? Единственное, так это точно им, чтобы защитил их от Свалова? Да, от него, выходит, нигде и не спрячешься. И в ста километрах от города все его: и леса, и реки, и оленьи стада. Все. Все. Алексей Алексеевич, вы везде. Я хорошо помню ваше предупреждение, чтобы не лез в ваши дела. А я и не лез, они сами выпячивались везде и толкали меня то вправо, то влево, то били под самое дыхало. Это вы меня сами толкали, чтобы я лез в ваши дела, видно, Алексей Алексеевич, скучно вам было. Лес есть: хочешь лосятины, оленины - сел на свой вертолет, на джип и едешь в свой тир. Для тебя нет чужого добра, оно все твое".