Последний танец Кривой белки
Шрифт:
Нарты шли по траве бесшумно. Иногда только трескались под ними ломающиеся сухие ветки. Несколько раз вспугнули Михаила громко цыкающие белки, провожающие ханта с гостями.
Лес был плотным. Белого мха в нем мало, иногда встречались серебристые коврики. А так, в основном, вся земля была покрыта брусничником, багульником, иногда кустарниками голубики. Сосна здесь была невысокой, с три этажа ростом, и тонкой, как и береза, кедры.
"Значит, болото рядом, - сделал вывод Михаил, - где уж у них олень кормится? И если верить Виктору, в таких
Чумов, которые ожидал увидеть в селении Рыскиных Михаил, не было. Две небольшие избы, сложенные из бревен, стояли рядом, друг напротив друга. Они были закрыты изгородью, с небольшим огородом, в котором, судя по вспаханной земле, по ботве, раскиданной вокруг, росла картошка. У дома слева огороженный участок, в котором стояло несколько оленей. Они повернули головы в сторону гостей и внимательно посмотрели на них.
Вышел из дому Яшка. Михаил даже икнул от удивления и посмотрел на Яшку, шедшего рядом с ним. Значит, вышел из дому хант Тишка, брат Яшки. Как они похожи. Не высокие, с одинаковыми седыми бородками и маленькими глазками, в которых вспышки радости, как салют.
Тишка с громкими возгласами подбежал к Виктору, обнялся с ним, а потом - с Михаилом:
– Здравствуй, Миса, здравствуй. Миса, я Тишка, а это - Яшка, мой брат. Мы рады тебе. Идем в избу, отдыхать надо, а то скоро кушать будем. Агушка с Дашкой ланту готовят. Олень вкусный, дикий, Яшка бил, я бил. Пошли, пошли.
И только сейчас Михаил заметил окруживших их и доброжелательно лающих собак.
– Нам бы вначале помыться да переодеться. С банькой-то как?
– спросил Тишку Виктор.
– О-о, да надо была позвонить, - развернулся к нему Яшка.
– А в речке вода холодный, то.
– Да, ладно, ладно. Пошутил я, - рассмеялся Виктор.
– А к той избе ходил? Взял бы там дизель.
– Воровать не хорошо, Витька. Йипыг-ойка наказет, ноги вырвет, руки вырвет, нехорошо будет.
В избе, в которую завел их Тишка, было темно. Михаил замер, пытаясь привыкнуть глазами к сумраку. Справа тахта широкая из обструганных тонких бревен. На них уложены друг на друга шкуры оленьи. Слева у окна узкий стол со скамейками.
– Здесь будешь спать, - сказал Тишка.
– Мы с Дашкой у Яшки спать будем. Останься здесь, скоро зима.
– Нет, нет, - запротестовал Виктор.
– К себе пойдем, дел много. Картошку нужно убрать, морковку, мяса заготовить, рыбы. Вы уйдете, а мы здесь зимовать будем.
– А-а-а, так пойдем с нами, Витька. Нарты дам, олень - мясо, олень - малица, теплый малица, кисы дам.
– Мне вон, Мишеньку назад нужно отвести, а там посмотрим. Не молод я уже, Тишка. Ты молод, а я-то старик совсем. Ойка.
– Так думаешь, - подошел к Виктору поближе хант и посмотрел ему в глаза.
– Ты не думай так, молодой Мал. Йипыг-ойка тебя звал, сам говорил, знатца, молод ты.
– Спасибо, - обнял Муравьев ханта.
–
И, поставив свой рюкзак на скамью, начал выкладывать на стол свою утварь
Тишка не спускал глаз с рук Виктора, видно ждал, какой подарок будет для него. И как он обрадовался, когда Муравьев положил ему в руки широкий охотничий нож, замотанный в рубашку.
Хант вынул его из материи и с восклицаниями начал его рассматривать. Сколько радости было у него.
– Ножны сам сошьешь, - сказал Виктор, - из шкуры оленя.
Но хант уже не слышал этих слов, выскочил из избы и стал громко звать к себе Яшку, хвастаясь подарком.
– А Яшке подарок лежит у тебя в рюкзаке.
– А что там?
– не понял Михаил.
– Забыл? Кузьма же передал ему нож.
– А-а, т-т-так.
– Успокойся. Чего нервничаешь?
– Так.
– Успокойся, Мишенька, а то точно на зиму тебя оставлю, если говорить не научишься.
– А т-т-трубку, к-ком-му?
– То шаману подарок. Яшка не курит, как и Тишка. Нож доставай-то, чтобы не было обид у братьев на нас с тобой.
Глава 12. Бессонная ночь
Не спалось. Сколько раз Михаил пытался перестать думать, понимая, что именно это сейчас и мешает ему уснуть. А рассвет, который настанет, буквально, через пять-шесть часов, нужно встречать хорошенько отдохнувшим. Но мысли, как мыши, снова, одна за другой, лезли и лезли отовсюду, не боясь капканов, которые повсюду выставлял на них Степнов.
Да, да. А, что говорить? Он даже не ожидал встретить здесь оленеводов. Второе, что не менее приятно его поразило, любовь Тишки к творчеству Есенина, некоторые стихи которого он знал наизусть.
"Вот оно, глупое счастье,
С белыми окнами в сад!
По пруду лебедем красным
Плавает тихо закат", - говорил он, смотря в костер.
Тишка читал стих не выразительно, а так, будто о чем-то своем рассказывая Михаилу и Виктору. И, что интересно, ни в одном из произношений этих слов, он не допускал ошибок.
"Здравствуй, златое затишье,
С тенью березы в воде!
Галочья стая на крыше
Служит вечерню звезде..."
И, как ни хотел Михаил остановить Тишку, по своей журналисткой привычке каким-то, даже ненужным вопросом, но сдерживался, понимая, что этого делать никак нельзя. Слушал и представлял рисуемую Есениным картину: "за садом несмело, там, где калина цветет, нежная девушка в белом нежную песню поет".
Дома у него складывались хорошие отношения с писателями ханты и манси - Димой Нашкиным и Лизой Светлой. Это - прекрасные поэты. Они жили в Снеженске, писали стихи и прозу и были признанными литераторами, как профессиональные писатели Еремей Айпин, Мария Волдина. Интересно, Тишка Рыскин сочиняет стихи?