Последний верблюд умер в полдень
Шрифт:
Краски заката исчезли — не только потому, что солнце садилось, но и потому, что слёзы затуманивали глаза. Я стряхнула их; плач облегчает сердечную боль.
Я ощутила чьё-то присутствие — не звук или движение, но какое-то более таинственное ощущение. Обернувшись, я увидела Кемита.
— Вы плачете, леди, — сказал он. — Из-за юноши с огненными волосами?
— Из-за него и других храбрецов, возможно, погибших вместе с ним, — ответила я.
— Тогда осушите слёзы, леди. Они в безопасности.
— В безопасности! — воскликнула
— Нет. Но я говорю правду.
— Ты говоришь добрые слова, Кемит, и я ценю твою попытку развеселить меня. Но как же ты можешь знать их судьбу?
— Боги сказали мне.
Он стоял прямо, как копьё, его рослая фигура чернела на фоне огненного неба. И голос его, и сама речь несли убеждённость в своих словах и веру в них. И было бы верхом грубости и невоспитанности заявить, что я ничего не слышала от моего Бога, и что этот источник я считаю более надёжным, чем боги Кемита.
— Спасибо, друг мой, — сказала я. — И передай мою благодарность своим богам за их добрые уверения. Я думаю, что нам лучше вернуться, уже становится… Кемит? Что это такое?
Ибо он застыл, как породистый пёс, учуявший невидимую добычу. Я вскочила на ноги и встала рядом с ним; но как я ни старалась напрячь зрение, ничего не видела в направлении, куда он глядел так пристально.
— Кто-то идёт, — сказал Кемит.
И, прежде чем я собралась с мыслями и последовала за ним, он уже был в пятидесяти футах от меня. Он мчался не хуже оленя. Когда я догнала его, он стоял на коленях рядом с кем-то, простёртым на земле. В сгущавшихся сумерках пустыни я тоже опустилась на колени рядом с телом, но сразу увидела, что на сей раз на земле лежит не Реджи. Тёмная одежда и тюрбан выдавали араба.
Глаза Кемита были лучше, чем мои.
— Это слуга огненноголового, — сказал он.
— Дауд, нубиец? Помоги мне повернуть его. Он…?
— Он дышит, — отрезал Кемит.
Я отцепила флягу от пояса и отвинтила крышку. В волнении я пролила больше воды на лицо, чем в приоткрытые губы, но результат, несомненно, был к лучшему; почти сразу человек пошевелился, застонал и облизнул губы.
— Ещё, — с трудом выдохнул он. — Воды, ради Аллаха…
Я позволила ему только глоток.
— Не слишком много, иначе тебе будет хуже. Успокойся, ты в безопасности. Где твой хозяин?
Единственным ответом был дрожащий шёпот, из которого я разобрала только одно слово — «вода». Вне себя от тревоги, я стала трясти бедолагу за плечи.
— Хватит с тебя. Где твой хозяин? Где остальные?
— Они… — Тёмная ночь закрыла лицо, но голос стал сильнее. Я влила ему в рот ещё немного воды, и он продолжил:
— Они нашли нас. Дикие люди пустыни. Мы боролись… Их было слишком много.
Дыхание Кемита прервалось каким-то испуганным шипением.
— Дикие люди? — переспросил он.
— Слишком много, — повторила я. — И ты бежал, оставив своего хозяина погибать?
— Он послал меня, — возразил
ЗАТЕРЯННЫЕ В ПЕСЧАНОМ МОРЕ
— Работорговцы, — произнёс Слатин-паша.
Жужжание хора мух придавало мрачный аккомпанемент его словам.
— Мы сделали всё возможное, чтобы остановить эту гнусную торговлю, но наши усилия только изгнали вампиров, которые по-прежнему занимаются торговлей человеческой плотью вдали от своих обычных путей. Должно быть, одна из таких групп напала на мистера Фортрайта.
— Какое имеет значение, кто они? — решительно спросила я. — Вопрос в том, что по этому поводу намерены предпринимать власти?
Мы находились в тукхуле Слатин-паши в военном лагере. Снаружи, ожидая разрешения войти, терпеливо сидело на циновках множество людей, но нас Слатин принял вне всякой очереди.
Выдающийся воин кашлянул и отвернулся.
— Мы доведём сведения о случившемся до всех, кто патрулирует эту местность.
— Я говорил тебе, что это пустая трата времени, Пибоди. — Эмерсон встал.
— Подождите, профессор, — взмолился Слатин-паша. — Вы неверно судите обо мне. Я хотел бы сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь этому несчастному юноше. Но вы — единственный, кто может понять все существующие трудности. Мы готовимся к крупной кампании, и нам необходим каждый человек. Мистер Фортрайт был предупреждён, что его поиски опасны и бесполезны, но он настоял на отправке экспедиции. Я не в состоянии, даже если бы попытался, убедить сирдара подвергнуть ещё кого-нибудь угрозам для жизни.
Нежный удар по голени моего супруга предупредил презрительный ответ, который уже был готов сорваться с губ. Слатин-паша не заслуживал нашего презрения. Ни один человек не знал мук рабства среди дикарей лучше, чем он сам. Его страдания, как и его беспомощность, были одинаково очевидны.
Покинув тукхул, мы направились на рынок. Мухи в тот день просто взбесились; их стаи были подобны пятнам чёрной гнили на каждом кусочке фруктов, а вокруг продуктовых лавок носились стонущие облака.
— Оставляю тебя для необходимых закупок, — сказала я Эмерсону, — а сама раздобуду ещё мази для верблюдов и прочих лекарств у капитана Гриффита.
Не успела я сделать и шага, как Эмерсон поймал меня за плечо и развернул лицом к себе. Его глаза свирепо заблестели, а щёки стали ярко-багрового цвета.
— Постой-ка, Пибоди. Какого дьявола? У нас полно чёртовых лекарств — в прошлый раз, когда мы были здесь, то запаслись ими до предела.
— Их хватит только на неделю, — ответила я. — Нам необходимо достаточное количество, Эмерсон; наша жизнь может зависеть от хорошего здоровья верблюдов.