Последний ветер

Мышкин Евгений

– Пить.
– Прошептал он.

Маат, зевая, протянула чашу с водой, стоящую рядом с лежаком. Кхаа жадно выпил ее, и улегся обратно.

– Ты не спала, когда я был в тенях?

– Я зашила твою голову, и ждала, когда ты проснешься. Я не спала ночь и ещё день. И ещё этот щенок...

– Это лис.

– Что?

– Это лисенок. Его зовут Хаас.

– Ты принес сюда рогатого лиса?

– Да. У нас с ним крепкая эмоциональная связь.

– В таком случае, может быть ты сам вскормишь его своим молоком?

– Не ругайся, Маат...

– Ну, да. Это

ведь самое обычное дело. Тебе просто приносят замерзшее и окровавленное тело со скулящим щенком впридачу. И ты разрываешься между двумя мужиками, один из которых требует еды, а второй умирает.

– Прости меня, просто я не знал, что всё так выйдет.

Маат отвернулась и замолчала.

– Это ведь он меня принес сюда?
– Спросил Кхаа.

– Да. И я очень рада этому. А ещё я рада тому, что он ушел. И, возможно, надолго.

– Куда ушел? То есть, как, ушел?

– Он сказал, что у него есть одно дело, и он не может сказать точно, когда вернется сюда.

Мысли кружились в голове. Кхаа вспомнил, как они бежали от урагана, который разрывал деревья, и мгновенно замораживал все живое. Он вспомнил, как ударился о ветку и на ходу провалился в беспамятство.

– Он сказал, что это был Суховей. Ты бы не выбрался оттуда без него.

– Я понимаю. Я благодарен ему за это. А где лисенок? С ним всё хорошо?

– Да. Сначала он плакал. О, Праматерь, он рыдал совсем как маленький ребенок! Я думала, что не вынесу этого! Но потом он выпил молока, и уснул. И уснул только тогда, когда я принесла его к тебе.

Кхаа только сейчас почувствовал, что у него под боком, что-то горячее и меховое. Он отвернул одеяло, и увидел его. Хаас заворочался и повернул мордочку к нему. Он потянул носом, и впервые открыл глаза. Глаза были яркого оранжевого цвета.

* * *

Найти её теперь было непросто. После очередной терраформации он сомневался, найдёт ли по памяти дорогу к сестре. Тотль понимал это. Но, ещё он понимал, что если он попытается позвать её, не она одна услышит зов. И тот, о ком он подумал, только и ждёт, чтобы поймать своих брата и сестру одновременно.

Оставался только один способ. Он не давал большой гарантии успеха, однако стоило его попробовать.

Он понимал, что с её любовью к одному месту, она основала своё логово где-то в более уединённом краю. Тотль отправился на юг.

За несколько недель он пересек сломанную гору, и углубился на юг огромного континента. Снег здесь ещё лежал, однако температура была гораздо выше. Ещё через месяц он вышел к побережью океана. Он знал, что за ним ещё один материк с более мягким и влажным климатом.

Этой ночью Тотль остановился на берегу. Песчаный берег с вынесенными водорослями, корягами и камнями простирался на километры, изредка перемежаемый вгрызающимися в воду скалами. Ближайшую скалу обосновали синие чайки, и ветер доносил их ночные крики. В океане плескались какие-то огромные морские

млекопитающие. Тотль вспомнил китов. Когда-то давно, в прошлом цикле, они были самыми большими обитателями океанов. В сравнении с нынешними гигантами, они были всего лишь мелкой рыбешкой.

За несколько часов до заката Тотль начал собирать сухие ветки. Он выстроил их конусом, уложив в основание несколько поленьев, толщиной чуть меньше локтя.

Ночью, с заходом солнца он собирался заглянуть в Поток. Поток требовал некой статичной силы. К тому же, время, проведенное в потоке, тянулось медленнее или как некоторые говорили, густело. Вода и огонь служили самыми вероятными катализаторами; и поскольку в воду Тотль лезть не собирался, он выбрал огонь. А если его расчеты верны, то ему потребуются почти сутки, чтобы разглядеть в потоке события, связанные с его сестрой. И огонь должен гореть постоянно. В качестве сиденья Тотль принес к огню большой плоский камень.

Когда океан поглотил последние лучи солнца, Тотль достал два куска кремния, и принялся высекать искру. Костер занялся. Робкий огонек пожирал сначала мелкий хворост и постепенно перекидывался на ветки потолще. Тотль взобрался на камень, подогнул ноги под себя, а руки сложил на коленях. Затем он закрыл глаза, и начал процедуру оцепенения. Сердце замедляло ритм, снижая подачу крови и кислорода к конечностям. Тело понемногу начало неметь. Когда он довел сердечный ритм до 6 ударов в минуту, он мысленно выпрыгнул из своего тела прямо в огонь.

Сначала он почувствовал боль, как от ожога, а затем огонь превратился в теплую реку красного цвета. Тотль сделал последнее усилие, и выгнал из своей головы все мысли, за исключением одного имени. Ишчель.

Тотль знал, что каждый видит Поток по-разному. Для него он существовал в виде текучей ленты Мёбиуса, впадающей в саму себя. С одной плоскости этой реки срывались маленькие капли воды, и падали в нижнюю плоскость, из которой, в свою очередь, снова в верхнюю, которая, из-за течения становилась нижней. Каждая капля была событием. Он незначительных, вроде полета ночного мотылька, или танца пылинок в утреннем свете; до событий, влияющих на судьбы и жизни сотен и миллионов живых существ. И каждая капля оставляет после себя круги на воде, каждое событие имеет свои последствия.

Поток - это ткань мироздания, в которой одновременно существуют все события всех времен. Некоторые повторяются из раза в раз, некоторые - настолько уникальны, что ещё даже не случились.

Большую часть событий Тотль уже видел, или знал о том, что они произошли. За прошлые два цикла он успел увидеть формирование планеты, её атмосферы, и происхождение живых существ.

Рождение первого человека, и закат целых цивилизаций. Технический прогресс, и рукотворный апокалипсис. Видел атомные взрывы и видел безумцев, устраивавших безумные пляски в честь падения мира. И каждый раз повторялось одно и то же. Вот только в этот перезапуск все как-будто ускорилось.