Последний выбор
Шрифт:
На первом же зигзаге удачно подвернулась река — к ней пришлось съехать с шоссе по запутанной и нелогичной эстакаде с указателями на непонятном языке, где я трижды промахивался мимо нужного съезда. Хорошо хоть машин нет, крутись, как хочешь. Спустившись по бетонным ступеням к воде, разделся до трусов, прополоскал одежду, умылся и даже почти вымыл из волос и бороды засохшую кровь. Развесил на машину мокрое шмотьё, раскатал по нагретой солнцем набережной спальник, улёгся в тени УАЗика и задремал. Так меня ближе
— Ого, какие у вас синячищи! Это вам за меня так, да?
Я осторожно пощупал рёбра.
— Вроде, не сломаны, это главное. Как ты меня нашла?
— Я хорошо умею искать.
— Не завидую твоему будущему мужу, — сказал я и стал натягивать высохшие штаны.
— Правда? Почему? Я некрасивая?
— Блин, — я взялся за голову, — прости, это была шутка. Довольно глупая. Имелось в виду, что ему от тебя не спрятаться.
— А зачем ему от меня прятаться?
— Я ж говорю — глупая шутка. Забудь. И да — ты очень красивая.
— Вы… ты это всерьез сейчас говоришь, или опять шутка?
— Настя, — сказал я со вздохом, — если тебе до сих пор этого никто не сказал, то послушай меня сейчас внимательно. Ты — очень красивая девочка. Будь мне лет шестнадцать — втрескался бы в тебя по уши. Хотя нет, вру. Не втрескался бы.
— Почему?
— Я в этом возрасте был глуп и застенчив. Ты слишком хороша для того, чтобы тогдашний я посмел мечтать о такой.
— Ну, ты скажешь… — запунцовела щеками девочка.
— Скажу, — кивнул я серьёзно, — это, по-хорошему, должен тебе твой папаша приблудный сказать, но он слишком занят. Увешался бабами и обязательствами, мечется теперь, как жонглёр говном…
— Сергей! — фыркнула Настя.
— Прости. Так вот, запомни — ты очень красивая. Слишком красивая для того, чтобы это не стало проблемой.
— Проблемой? Красивой быть плохо?
— Неудобно. Так же неудобно, как быть уродливой. Идеальная позиция на этой шкале — «симпатичная». Внешность располагающая, но не довлеющая. Не заслоняющая человека. Ты уже сейчас далеко вышла за этот предел, а через пару лет расцветёшь так, что это начнёт мешать. Мужчины будут тебя бояться, а женщины — ненавидеть, не понимая, что это проклятие, а не благословение.
— Бояться? Почему?
— Большая часть мужчин будет бояться, лучшая — стесняться, а худшая — пытаться самоутвердиться за твой счет. Потому что будут сравнивать себя с тобой и думать, что недостойны.
— И что же мне делать? — растерялась Настя.
— Прежде всего, знать об этом. Чётко понимать, что большинство людей тебя не увидят. Они увидят красотку. И обращаться будут не к тебе, а к красотке. К социальному символу в своей голове. К вожделенному призу, достижимому или нет. С этим надо учиться жить, так же как люди живут с заячьей губой или родимым пятном во всё лицо. Заставлять людей смотреть сквозь внешность. Не с каждым получится, но зачем тебе каждый?
— Мне никто этого не говорил… — сказала она задумчиво. — Я подумаю об этом.
— Вот-вот, —
— Спасибо.
— Обращайся. А теперь давай вернёмся в Центр. Пора уже что-то решать с этим Комспасом.
— Кстати, мы вернулись, — сказал я, недовольно, глядя в напряжённые затылки собравшихся в гостиной. — Если вы не заметили.
Наш вояж не назовёшь триумфальным, скорее, он ближе к провалу, но это не повод нас игнорировать. Мы с Настей уставшие и пыльные, пропахшие дымом и моторным маслом, намотавшие на колёса десяток миров, стоим в дверях — а всем плевать. Все смотрят на какого-то мутного мужика в балахоне, развалившегося в кресле, как у себя дома. У меня что-то в последнее время аллергия на мужиков в балахонах. Вечно от них всякие неприятности. Судя по тому, что детей не видно, а из женщин только Ольга и Таира — причём горянка с ружьём, — и сейчас ничего особо хорошего не ожидается.
— Привет, — сказал Артём, — вовремя вы. У нас тут… гость.
— Вижу, — сказал я коротко, — Насть, может, пойдёшь пока помоешься с дороги?
— Я останусь, — сказала девочка. — Это же Хранитель.
Ну, здрасьте, приехали.
— Здравствуй, синеглазое дитя боли, — поприветствовал её гость персонально.
У меня от пафоса аж скулы свело. Вряд ли мы с ним подружимся, кто бы это ни был. Люди, таскающиеся в чёрных балахонах и говорящие фразами из индийских сериалов, обычно имеют и другие психические аберрации.
Настя молча кивнула и присела в стороне. Тёмные окуляры делают её лицо эмоционально непроницаемым, но мне отчего-то показалось, что она не очень рада визиту начальства. Ведь Хранители как бы над Корректорами? Или я опять чего-то не понимаю?
— Что этот беглый францисканец делает у нас дома? — невежливо спросил я.
— Он утверждает, что это его дом, — пояснил Иван.
— И дирижабль тоже его, — добавил Артём.
— А на жену он ни на чью не претендует случайно? Этак каждый придёт и скажет: «Моё». А документы правоустанавливающие он предъявил? Ну, там, ПТС на дирижабль, «зелёнку» на дом?
Я специально говорил в третьем лице, грубо игнорируя присутствие пришельца — не понравился он мне. Я вообще к Хранителям не сильно расположен после того, что один из них сделал с моей женой и сыном. Тем не менее, в ответ он обратился прямо ко мне.
— А ты, оказывается, ничего. Забавный…
— Любишь посмеяться? — перебил я его. — Могу репризу устроить…
— Не надо, Серёг, — остановил меня Иван, — он интересные вещи рассказывает, послушай.
— Повторю вкратце для вовремя вернувшегося… вашего друга и девочки-Корректора. Кстати, можете называть меня Инженер.