Последний выбор
Шрифт:
— Малый вперед!
— Есть малый! — уже увереннее среагировала Василиса, двигая рычаги оборотов мотогондол.
Дирижабль плывёт над пустым городом, внизу левее остаётся площадь с мораториумом, вдали появляются поля, дороги и селения загадочных здешних аборигенов.
— Навигатор, готовность?
— Есть готовность! — Настя отвечает спокойно и уверенно.
Она смотрит в экран сквозь свои очки, белые волосы собраны в хвост, тонкая рука лежит на включателе резонаторов. Артём стоит рядом, но не контролирует, а так — присутствует. По части работы с Дорогой Корректоры всем нам фору дают.
— Выход! — командует капитан, и вокруг моментально сгущается туман Дороги.
Василиса облегчённо выдыхает — её задача выполнена, здесь область ответственности
— Ну вот, теперь ты не юнга, а полноправный бортмеханик! — поздравляю я девочку.
— Не хочу полноправным, — внезапно ответила она, — лучше возвращайтесь быстрее. Боюсь ещё и вас потерять.
Васька шмыгнула носом, отвернулась и, украдкой вытирая глаза, ушла варить кофе. С тех пор, как я рассказал про Даньку, глаза у неё на мокром месте. Я не стал описывать все неаппетитные подробности, но главного-то это не меняет — её друг погиб. Ужасно, нелепо и — безвозвратно. Первая потеря в её жизни. У них не было ничего серьёзного: лёгкая подростковая влюблённость, немного романтики и задушевных разговоров. А теперь всё кончилось. Тяжелее всего даётся вот это осознание — некоторые вещи нельзя исправить, отменить или переиграть. Этого человека никогда больше не будет, совсем. Сложно принять такое, особенно подростку, для которого концепция смертности человека очень абстрактна.
Иван посмотрел на меня с укоризной — и отправился за ней. Утешать дочку. А что я? Я бы с удовольствием сказал, что мы все обязательно вернёмся, но я не вру детям. Объективно говоря, шансы у нас довольно слабые. Инструкция Хранителя ведёт нас в мифическое пространство, из которого, по легенде, разбежался многомерным фракталом Дороги весь Мультиверсум. Его не зря называют «Холодом». Оно лежит за обочиной Дороги, если ухитриться выйти с неё и выжить. Оттуда вылезают жуткие твари Изнанки. Мы видели его с высоты полёта дирижабля — и спуститься вниз никому не захотелось. А теперь нам придётся идти там пешком. Мы знаем, что это возможно — там ухитрилась пройти Марина, имея из снаряжения один акк, один нож, пушистый детский рюкзачок с бутылкой воды и тремя банками консервов и полную отмороженность отравленного препаратами йири сознания. Увы, даже гипнотерапия не смогла вытащить из неё воспоминаний, как ей это удалось, так что у нас есть только точка входа — проход Ушедших в моей башне. Этим мой маяк уникален — ни в одном другом мы такого прохода не видели, — поэтому возвращаемся туда, где всё началось. К моей дверце к морю, которая оказалась не дверью, а крышкой. От ящика Пандоры.
Не знаю, как Артём, но я с женой и детьми прощался, отчётливо понимая, что, вполне вероятно, вижу их в последний раз. Экстраполяционное моделирование — мой профессиональный скилл, и, исходя из тех ограниченных данных, которые мне удалось собрать по крупицам за эти годы, я склонен предположить, что это дорога в один конец. Какое бы решение мы ни приняли на месте, оно так изменит Мультиверсум, что возвращаться будет либо некому, либо некуда, либо непонятно как. Мы слишком мелкие единицы в рамках глобального пространства-времени.
Я не говорил этого вслух, но жена моя — умная женщина. Мы сидели, обнявшись, смотрели, как Машка сопит, чешет златовласый затылок и морщит курносый нос над уроками. Как сын упорно непослушными ещё руками пытается соорудить что-то сложное из планок конструктора. Его страсть к сопряжению различных предметов в единые структуры настолько заметна, что мы зовём его «наш инженер». Я сидел и думал, что люблю их невыносимо, аж сердце рвётся. Что чёрт со мной и Мирозданием, что угодно отдам, лишь бы с ними было всё хорошо.
— Я всё понимаю, — сказала Ленка, — но ты хотя бы попытайся вернуться.
Я молча прижал к груди её рыжую голову.
— Я буду тебя ждать. Сколько угодно. Всегда, — тихо сказала она.
— Зигзаг! — уверенно командует юная навигаторша.
— Входим! — подтверждает капитан, и умывшая заплаканные
Дорога внизу пуста. Обычное шоссе, которых мы видели сверху сотни. Безлюдный, пыльный, очищенный коллапсом срез. Если мы не справимся — такими станут все. Или придёт Искупитель и как-то «искупит». Или ничего не изменится. Меня больше всего бесят непроверяемость и недостаток исходных данных. Проклятие аналитика — необходимость построения картины на основании недостаточных данных неизвестной валидности. Увы, это случается чаще, чем многим кажется. Но обычно между аналитиком и действием стоит некое ЛПР 13 — и ответственность на нём. Этим мне и нравилась моя работа — я давал основания для принятия решений, но не принимал их. Это отчасти взаимоисключающие навыки, как ни странно, — анализ и способность к принятию решений. Аналитики гиперкомпетентны, они знают слишком много и потому всегда сомневаются. Способность видеть картину со всех сторон здесь только мешает. Лучше принять неидеальное решение, но быстро, чем утонуть в вариантах «если, то…». Потому что идеальных решений не бывает. И какое бы решение мы ни приняли там, я никогда не перестану думать: «А что, если бы…».
13
Лицо, принимающее решения.
Впрочем, возможно думать об этом будет некому.
— Выход! — командует Настя, и дети снова меняются у консоли управления.
Хорошие дети. Пусть и у них всё будет хорошо. Впрочем, у них есть Иван, позаботится. Главное — чтобы справились мы.
У Конторы я сейчас на хорошем счету, поэтому особых препятствий у башни не ожидаю. Формально она до сих пор числится моей собственностью, где-то даже есть документ на сей счёт. Юридический прецедент, утверждающий имущественные права за пределами родного мира. Не ради меня его родили инстанции, разумеется, себе на перспективу, но сам факт это не отменяет.
Официальная цель прибытия — зарядка дирижабля. Не собираюсь ставить Контору в известность о наших планах по радикальной коррекции космологии Мультиверсума. Вряд ли они будут в восторге — только во вкус вошли. Но в зарядке отказать не должны, а значит, повод спуститься в цоколь, к консоли управления, у нас есть. Главное — действовать быстро и решительно, чтобы никто не успел задуматься, почему мы туда идём со здоровенными рюкзаками. Я очень надеюсь, что о проходе они просто не знают — покидая башню, я его запер, а найти закрытую дверь в строениях Ушедших непросто. Так что, даже если вызовем подозрения, они будут думать, что деться нам некуда, а значит, и спешить не надо. Однако на всякий случай по трапу мы спустились одетые легкомысленно, как на пляж.
— Привет! — поздоровался я с дежурным лейтенантом.
К счастью, он тут давно, меня в лицо знает, про дирижабль в курсе. Не надо объяснять, что не верблюд, а право имею.
— На заправочку к вам залетели, — дружелюбно сообщил я, пожав руку, — ненадолго. Ну и вещи кой-какие закину домой.
Я тряхнул висящим одной лямкой на плече рюкзаком.
— Начальство хотело вас видеть, — сообщает лейтенант.
— Ничуть не сомневаюсь, для того и явился. Сейчас, включу зарядку — и сразу к Евгеньичу. Он тут или на той стороне?
— На той, но обещал быть через пару часов.
— Прекрасно, дождусь его. Как раз заправимся.
Вот это нам повезло. Анатолий Евгеньевич точно заподозрил бы неладное, но через пару часов тут не будет ни нас, ни дирижабля.
— На заправку, начальство в курсе, — небрежно киваю я дежурной группе, сидящей у стола в башне.
Расслабились тут, как я погляжу. Комспаса нет, нападать некому. Цыгане разве что сопрут чего, а рейдеры слабоваты. Так что двое дежурных сидят, телевизор маленький смотрят. Футбол. Значит, проход открыт, работает ретранслятор. Связь у военных — первое дело, а телевизор — так, бонусом.