Последний выбор
Шрифт:
— Они с Закава. Они помогли мне, я не могла их оставить. Ещё две были не в себе, их пришлось… освободить.
Я не стал спрашивать, как именно. Видел уже.
Трап мы быстро втянули обратно. Кажется, никто не видел, что мы кого-то взяли на борт, но подозрения у местных определённо появятся.
— Что ты сделала? — спросил я осторожно.
— То, что должна была.
— А можно… ну, как-то конкретнее? — спросил капитан. — Нам было бы недурно знать, что нам
— Я пробралась в лагерь. Освободила этих хеле. Зарезала солдата. Взяла нож, отдала ей, — она показала на одну из горянок, та важно кивнула испачканной кровью шевелюрой. — Она зарезала другого солдата. Взяла нож, дала той…
— И так пока солдаты не кончились? — удивился я. Всё-таки там было довольно много комспасовцев, они были в броне и не выглядели лёгкими жертвами.
— Я разрезала стенку шатра, зашла и убила главного. Ножом в горло. Взяла его детонатор и взорвала их броню. Пуф! Было много крови, много шума, мы ушли.
— И гражданские тоже погибли?
— Нет, — Таира посмотрела на меня с удивлением, — на ту броню другой детонатор. Мы идти мыться, пока кровь не засохла.
Горянки удалились. Мы переглянулись.
— Не понимаю только, почему местные так быстро примчались, — сказал задумчиво Зелёный.
— Я на вахту, — сказал капитан, — Артём следующий. Постарайтесь поспать.
Я отправился в свою каюту, но, только я начал засыпать, явилась отмывшаяся Таира. Когда женщина, только что убившая несколько человек ножом, хочет секса, лучше ей не отказывать… Шучу. Не жалею о том, что не выспался. Во всяком случае, мальчики кровавые в глазах после этого уже не стояли. А вполне могли бы.
Общаться с местными утром отправили Ольгу. Рыжая выспалась, выглядела мрачновато, но решительно.
— Мы знали о феномене дублирования фрагмента, — пояснила она, — но не думали, что кому-то повезло, как нам.
— Везение тут ни при чём, — сказал Зелёный.
— Я знаю.
Все всё знают, один я дурак-дураком.
Переговоры были бурными, но окончились по факту ничем. Выяснилось, что ночью было покушение на здешнюю Марину. Комспасовец вошёл в госпиталь, где старушка отлёживалась после вчерашнего стресса, убил пару охранников, без проблем добрался до нужной палаты и уже совсем было собрался прикончить бабулю, как — пуф! — лопнул, забрызгав жертву. Чудом избежавшая гибели Марина чуть было снова не отдала концы с перепугу, но прибежали врачи и откачали.
Возмущённые местные примчались к лагерю Комспаса, но там уже царил хаос и бардак, удачно устроенные Таирой. Все думали на нас, но доказать ничего не могли, а ссориться опасались. Тем более, что Ольга пообещала мир, дружбу, жвачку и, самое главное, товарообмен с Коммуной. Комспас уничтожен, делить нечего, жизнь продолжается и всё такое. Ольга умеет быть убедительной, да и смотрят на неё тут как на ожившую легенду. Жутковатую, но привлекательную. Совет Коммуны имеет недурные шансы поглядеть в глаза своим альтернативным потомкам, а кое-кто — и себе самому.
Охренеть, скажу я вам. Всё-таки Мультиверсум — странное место.
С тем мы и отбыли в направлении Центра.
Сестра Алистелии игнорирует реальность, оставаясь в своём травматическом шоке — или в чём она там пребывает. Положишь — лежит. Посадишь — сидит. Покормишь — ест. Не покормишь — так останется. В туалет и на прочие гигиенические процедуры её Таира водит.
Таира со мной подчёркнуто предупредительна и уважительна. Не питаю иллюзий насчёт нежных чувств, но благодарность за возможность выполнить долг присутствует. Это для неё важно — муж исполнил взятые на себя
Что будет у нас дальше? Не знаю. Сейчас наши взаимные обязательства как бы обнулились. Она стала моей женой и родила мне ребенка — это был аванс, выданный мне под гарантии Старого Севы. Судьба и всё такое. Я отработал аванс, дав ей совершить то, что она считала своим предназначением — уничтожить Комспас, отомстить за женщин Закава. Бонусом — трёх спасла и сколько-то там… «освободила». Она меня пугает, если честно. Хотя, если вдуматься, Ольга в сто раз опаснее.
И что значат эти «закрытые обязательства» в нашем случае? Что мы теперь обычная семья? Ну, насколько у меня вообще может быть что-то «обычное»… Или что наша Судьба перестала быть общей, и теперь каждый пойдёт своим путём? У нас ведь сын растёт. И не факт, что он не станет вдруг пресловутым Искупителем, чёрт бы драл всю эту мистику. Но, если кому-то захочется-таки что-нибудь «искупить» нашим сыном, я, пожалуй, буду рад, что у его кроватки встанет Таира с кинжалом.
Три спасённых горянки меня тоже беспокоили. Уже начал побаиваться, что мне сейчас придётся ещё и на них жениться. Это меня Иван с Зелёным так троллили. С серьёзными рожами обсуждали, что, мол, по закону гор, я полностью отвечаю за всё, что делает моя жена. А раз она их спасла, то я считаюсь правоприобретателем. Они, мол, были по всем правилам Закава проданы замуж в Комспас, мы убили тех, кто их купил, а значит, теперь они, по всем понятиям, наши. То есть, мои — потому что жена не считается. Должен брать на содержание со всеми вытекающими.
— И не дай бог ты их всех удовлетворить не сможешь! — стращал меня Зелёный. — Это по закону гор повод для развода.
— А развод по закону гор знаешь, как происходит? — делал большие глаза Иван. — Ну, ты видел. Кинжал у каждой горянки есть…
Придурки великовозрастные. Взрослые дядьки, а туда же, дразнятся как школьники. Завидуют, что ли, моему многожёнству? Нашли, чему.
Таира меня успокоила — горянки на меня не претендуют, за спасение благодарны, но благодарность эта не зайдёт дальше, чем я захочу. Я не хотел. Я и так не высыпался между ночными вахтами, потому что Ольга и Таира, игнорируя существование друг друга, тем не менее, неизменно чередовались в моей каюте. Одна отрабатывала благодарность, другая, наверное, стресс снимала. Таира считает Ольгу моей четвёртой женой и ничуть этим не смущается — одной больше, одной меньше… Кем считает себя в этой ситуации Ольга — понятия не имею, а спрашивать боюсь. В общем, всё как всегда — женщины крутят мной, как хотят, а я плыву по течению и не рыпаюсь. Надеюсь, что оно как-нибудь само устаканится.
По возвращении в Центр Ольга извлекла из шкафа пустотный костюм. Он ей идёт — «железная леди» из комикса с уклоном в стимпанк.
— Есть предлог смотаться в Коммуну, — сказала она, чмокнув меня в щеку на прощание. — И лучше я это сделаю сама. Потому что потом меня добрым словом там не вспомнят.
И ушла, растворившись чёрным контуром на полушаге.
Опасное это дело — вот так, пешком, в одиночку, по Дороге. Смешно — и её опасаюсь, и за неё боюсь. Или не смешно. Давно запутался я в своих чувствах к этой женщине. Прекрасной и опасной, юной и старой, мудрой и безумной одновременно. Сказать, что я её люблю — соврать. Сказать, что не люблю — соврать ещё больше. К чёрту, пусть всё идёт, как идёт. В общем, моё обычное решение в любых непонятных обстоятельствах.