Последний выбор
Шрифт:
Тоже мне, совершил открытие. И так понятно, что мы не можем тут драться вечно. Я надеялся, что нападающие просто кончатся, но, судя по возне снаружи, их становится только больше. Со всей округи сбежались любители пожрать на халяву. Сейчас самые тупые или самые голодные не выдержат — и мясорубка начнётся заново. Сколько ещё раундов мы продержимся? Щит не тяжёлый, УИн и вовсе ничего не весит, но я вымотался, как будто рубился пудовым двуручником. Тянет силы, грузит здешний мерзкий мир. Хлебнул воды — бутылка, потеряв форму, скукожилась в руках. Пластик помутнел, вот-вот рассыплется. Вода противная, тёплая и безвкусная,
— Попей, пока не вытекло, — посоветовал я Ольге.
Она потянула на себя рюкзак — и оторвала лямку. Прочная синтетическая ткань расползалась, как ветхая тряпка.
— Вот дрянь, — сказала она, — как я теперь ковчег потащу?
Оптимистка. Я, вот, думаю, что тащить его будет некому.
— Придётся так… — она откинула крышку и вытащила три части рекурсора.
Свернув из остатков ткани что-то вроде кулька, завернула в него и привязала на пояс пустотного костюма. Меня, между тем, осенила очередная техническая идея — я отрезал еще несколько палубных подпорок и приварил их поперек коридора — на высоте колена, пояса и груди с каждой стороны. Получилось нечто вроде редкой горизонтальной решётки. Мы, если что, пролезем, да и они тоже — но атаковать на скорости с разбегу уже не получится. Будут тормозить, перелазить, подставляться под удар.
Эта хитрость дала нам возможность продержаться ещё один раунд. Я быстро сбился со счета, скольким я отмахнул головы и конечности или разрубил грудь. Под ногами чавкало, пару раз я чуть не навернулся, и только своевременный удар копьём сзади спас. Ольга крутилась на две стороны, иногда задевая меня древком в спину, но я не обращал внимания. Не до того было. Когда атака прекратилась, а оттаскивание удачно лежащих трупов перешло в чавканье за стеной, мы уже почти не держались на ногах. Теперь мы рухнули на пол все трое, уже не обращая внимания, что сидим в кровавой луже. Я всё равно мокрый с ног до головы, в потёках чёрного и красного. Наверное, так же чувствует себя нож в мясорубке.
— Нам пиздец, — констатировал я очевидное. И мне никто не возразил.
Все понимали, что мы, даже если и встанем, то уже на одном упрямстве, и долго не простоим.
— У меня осталась последняя идея.
— Какая? — без всякой надежды спросил Артём. Ольга даже глаза не открыла. Она сидит, откинув голову на переборку, и дышит с трудом.
— Идея говно, — признал я, — но другой нет. Мы в бывшем подпалубном техническом коридоре. Тут раньше проходили водяные трубы, но они были медные и все сгнили к чертям.
— И что?
— За этой стенкой, — я постучал по стене, к которой привалилась Ольга, и она открыла один глаз, устало покосившись на меня, — приёмный водяной танк.
— Приёмный? — скептически спросила рыжая.
— Да, это часть канализации кают, — подтвердил я, — туда сливалось говно. Тебя это сейчас волнует?
Она пожала одним плечом. Второе упирается в стену.
— Я прорежу проход, мы зайдем, и я заварю его обратно.
— И мы там сдохнем?
— Мы в любом случае сдохнем. Но там нас не смогут сожрать. Мелочь, а приятно.
— Приятно сдохнуть в канализационном отстойнике? — возмутился Артем.
— Приятно, что вот эти, — я махнул рукой на очередную зубастую рожу, выглянувшую
На это возражений не нашлось.
Внутри танка, разумеется, давно ничем не пахло, так что ощущение, что мы ныряем в канализацию, было чисто психологическим. Совершенно пустая ёмкость, с двух сторон ограниченная шпангоутами, с одной — прямой стенкой коридора и с противоположной — закруглённым, сходящим внизу на нет бортом гондолы. В поперечном сечении она имеет вид сектора, а отверстия от входивших сюда когда-то труб проводят достаточно воздуха, чтобы мы не задохнулись. Когда я поставил на место вырезанный прямоугольник металла и прихватил его по периметру УИном, внутри стало темно.
— У меня такое ощущение, что нас заживо похоронили, — пожаловался Артём.
Мне хотелось ответить, что «заживо» — это ненадолго, но вместо этого я напомнил, что мы в любой момент можем вырезать дыру в любой переборке.
— Может быть, они нажрутся, соскучатся и уйдут, — соврал я, не особо надеясь, что мне поверят.
Никто и не поверил. Скрежет когтей по переборке не прекращается с тех пор, как мы тут, хотя они наверняка давно уже подъели все трупы. Чёрта с два они уйдут. Они нас как-то чуют, а развлечений тут, поди, немного. Вряд ли их внезапно позовут на вечеринку.
— Я включу свет, ладно? — спросил Артём, — а то мне как-то не по себе в темноте.
— Попробуй, — сказал я скептически.
Послышались щелчки выключателя фонарика.
— Ах да, забыл, — признал он, — батарейки, разумеется, померли.
— У меня есть химический осветитель, — сказала нехотя Ольга.
— Думаешь, он заработает? — засомневался я. — Тут даже спички не горят.
— Он в разгрузке под костюмом. Одежда-то на нас цела. Думаю, мой костюм и ваши браслеты защищают то, что вплотную к телу.
Она завозилась в темноте, хрустнула переломленная капсула активатора, засветилась тусклым зелёным светом пластиковая палочка.
— Спасибо, Оль, — сказал Артём.
— На здоровье. Но долго он не протянет.
Я хотел сказать «мы тоже», но снова не стал. Очень хотелось пить, но воды больше не было. Остаток успел вытечь из разрушившихся бутылок, пока мы отражали нападение. Рассыпалась прахом еда в расползшихся рюкзаках — наверное, пока они были у нас на спине, их действительно отчасти защищали браслеты, но мы бросили их на пол, чтобы не мешали — и поплатились. Впрочем, умрём мы не от жажды. На нас накатил такой чудовищный упадок сил, что невозможно было двигаться, и даже дышали с трудом. Скорее всего, здешний мир просто выпьет нас, как вампир, и наши иссохшие мумии останутся тут охранять рекурсор, как в каком-нибудь кино про Индиану Джонса.
— О, а это тут откуда? — спросил Артём, зачем-то осматривавший ёмкость при свете химического осветителя.
Мне было лень повернуть голову, но я сделал над собой усилие. Он держит двумя пальцами за края чёрный диск размером с большую игральную фишку из казино.
— Первый раз вижу, — признался я.
— Это операторский маячок, — сказал Артём, — у меня такой был, я его отдал Таире. Она из него потом украшение сделала на шею. Но этот откуда здесь взялся?
— Зелёный, — спросила Ольга, — а в этот говносборник, в котором мы сидим, из каких кают дерьмо сливалось?